Свящ. Левитский Д.Г.: «Происхождение зла нравственного и физического» (Часть 1)

Из глубокой древности слышатся пытливые вопросы разума о происхождении зла. Темною и неразрешимою загадкою представляется господство зла в мире, в котором на каждом шагу встречаются чудеса премудрости и свидетельства великой благости Создателя. Не умея примирять таких противоречий, древние мудрецы признавали два враждебных начала мира: доброе и злое, светлое и темное или вымышляли бытие материи совечной Богу, из которой Он образовал мир и которая и есть начало зла. Согласитесь, что древние мудрецы в своих гаданиях о зле стоят выше новейших суемудров, которые видят в зле бессмысленную и бесцельную борьбу стихий или даже дерзают Самого Бога признавать виновником зла. Древние самыми заблуждениями своими ясно свидетельствуют, что в уме человека лежит глубокое и неискоренимое убеждение в благости Творца мира, так что уму легче было признавать другое, злое начало мира, чем Самого Бога почитать причиною зла.

Но во всяком случае – при наших понятиях о происхождении мира и о Творце его – такие гадания младенчествующего разума, хотя они повторялись и во времена гораздо позднейшие, не могут быть предметом большого внимания. «Мы веруем, – как говорит Григорий Богослов, – что весь мир, видимый и невидимый, сотворен Богом из ничего и управляется Промыслом Сотворшего. Мы веруем, что зло не имеет ни особой сущности, ни царства, что оно не безначально, ни самобытно» [1]. Но тем труднее теперь объяснить происхождение зла в мире, который получил бытие от Бога премудрого и преблагого и стоит под управлением Его всевидящего и всеобъемлющего Промысла. Бог не может быть виновником зла. Все в мире устроено по совершеннейшим законам Божественной премудрости и благости. Ничего в мире не делается без ведома и без воли Божией. И однако же, зло не только существует в мире, но и глубоко проникло тварь и неискоренимо никакими усилиями человека. Зло – в нем, зло – около него, я сам человек и весь мир во зле лежит (1Ин.5:19). Откуда же зло? «Не из праха же, – как говорит один из друзей Иова, – выходят несчастия, и не из земли возникают бедствия (Иов.5:6).

«Как действительно лишенный ума и смысла безумен тот, – рассуждает Василий Великий, – кто говорит: несть Бог. Но близок к нему и нимало не уступает ему в бессмыслии и тот, кто говорит, что Бог – виновник зла. Я полагаю, что грех им равно тяжек, потому что оба равным образом отрицают Бога благого, один – говоря, что Бога нет, а другой – утверждая, что Он не благ. А поэтому, в том и другом случае отрицается Бог» [2]. Не только богохульна, но и нелепа мысль, что Бог есть сила всемогущая, неограниченная, не признающая никаких законов, и что вся тварь так ничтожна перед Ним, что Он не имеет никакого обязательного побуждения соблюдать в отношении к ней законы справедливости. Это, очевидно, самое грубое понимание всемогущества. Бог и всемогущ, и свят, и обязан праведностью Самому Себе, Своему собственному существу: «праведен и преподобен Господь (Втор.32:4). Праведен Господь во всех путех Своих и преподобен во всех делех Своих» (Пс.144:17). От такого дикого понятия о Божием всемогуществе отрекались и враги славы Божией [3]. Благонамеренные мыслители, исповедующие премудрость и благость Творца, старались разгадать внутренний смысл и значение господствующего в мире зла, понять или открыть его разумную необходимость, и тем думали оправдать Творца, Который будто бы произвел зло не вопреки Своей премудрости, по целям разумным и мудрым. Я представлю вам здесь несколько соображений в этом роде.

Они известны под общим именем оптимизма. Так утверждали, что зло есть неминуемая, необходимая степень в развитии как целого человечества, так и каждого человека в частности. Человек должен выстрадать себе совершенство, или добродетель, опытно узнать зло, чтобы вернее понять достоинство добра и крепче полюбить его, постепенно восходить к тому, чем он должен быть, и если постепенно, то необходимо начать с низшей степени. Эта низшая степень по отношению к высшей есть: неведение, немощь, стеснение, несовершенство; словом – зло [4]. Что же такое зло – как необходимая степень человеческого развития? Если это зло физическое, то есть внешние бедствия и лишения, то, конечно, оно необходимо как очищение, как врачевство, как обуздание и наказание греха, но необходимо только в настоящем, растленном состоянии человека. Конечно, теперь «узкая врата и тесный путь, вводяй в живот» (Мф.7:14). Но, как свидетельствует Писание, человеку не тесный был назначен путь к жизни и блаженству. Путь человека первозданного и невинного был проложен в раю, путь светлый, радостный, безболезненный, не преграждаемый смертью. «Адам, – говорит блаженный Августин, – хотя по телу был земля и носил тело душевное, данное ему при творении; однако же, если бы не согрешил, – изменился бы в тело духовное и, не вкусив смерти, перешел бы в то нетленное состояние, которое обещается верующим и святым. Если бы Адам не согрешил, то не совлекался бы тела, но облекся бы в бессмертие и нетление, так что смертное тело в нем было бы поглощено жизнью, то есть из душевного перешло бы в духовное» [5]. Бытописание Моисеево изображает в первобытном состоянии человека возможность постепенного восхождения его к совершенству, однако же – такого восхождения, которое начинается не путем зла и смерти. И разум, не ослепленный какою-нибудь предзанятою мыслью, решительно ничего не может сказать против такой возможности.

Итак, и зло физическое не есть необходимая ступень в человеческом усовершении. Тем более зло нравственное, то есть грех, и не есть и никогда не может быть необходимою ступенью (моментом) человеческого развития или усовершенствования. «Мерзость Господеви – пути нечестивых», говорит Мудрый (Притч.15:9). Господь «ненавидит беззакония и неправды», уверяет Пророк (Ис.33:15). Невозможны были бы в Боге такая ненависть и омерзение к нашим грехам, если бы грех действительно был необходимым путем человека и притом – путем, возводящим его к жизни и совершенству. Но грех есть широкий путь «вводяй в пагубу» (Мф.7:13). Конец этого пути – смерть. «Человеком грех в мир вниде, и грехом смерть» (Рим.5:12).

Положим, говорит, что грех есть болезнь, страдание души; но это – болезни рождения, в которых рождается добродетель [6]. Но если добродетель и рождается в болезнях, то в болезнях совершенно другого рода. Это – печаль по Боге, неизменное покаяние (2Кор.7:10), борьба против греха, умерщвление в себе его движений (Рим.8:13). А печаль греха (Сир.14:1), греховные лишения и скорби, страсти, или греховные страдания, если и бывают болезнями рождения, то в них рождается плод, совершенно противоположный добродетели. Плод греховных страстей – смерть (Рим.7:5). «Сего мира печаль, – пишет Апостол, – смерть соделывает» (2Кор.7:10), или, как говорит другой Апостол: «похоть зачиная рождает грех: грех же содеян рождает смерть» (Иак.1:15).

В собственном сознании человек носит неложное свидетельство, что грех не есть путь необходимый, не путь усовершенствования и к совершенству, а, напротив, уклонение с этого пути. Это свидетельство сознания есть раскаяние. Если бы грех был необходимый путь, ведущий к нравственному преуспеянию, то соделанные грехи не лежали бы тяжким бременем на совести и не вызывали бы в душе грешника горькое чувство раскаяния. Покойно и даже радостно человек смотрел бы на свои прежние соделанные грехи, как на путь усовершения необходимый, хотя болезненный, но уже пройденный и приблизивший его к добродетели. Отчего же в душе грешника – не мир и радость, но тяжесть и раскаяние при взоре на свою греховность? Мы не чувствуем раскаяния за неведение и немощи младенчества, необходимые в постепенном возрастании человека. Человек не чувствует угрызения совести за такое страдание, которого не сам он причиною и которого не мог отвратить. Слепорождённый может скорбеть о своей судьбе; но одно это страдание само по себе не возбудит в нем раскаяния. Раскаяние не есть только простое, страдательное чувство болезни, но упрек себе, самоосуждение, самообвинение, сознание, что дело, в котором человек раскаивается, он и мог и должен был не делать. Опыт свидетельствует, что чем сильнее и владычественнее делается грех в душе, тем слабее и бесчувственнее становится совесть. Вот еще осязательное доказательство, что в грехе не рождается добродетель, а, напротив, умирает. После всех таких соображений открывается несправедливость мысли, что зло, физическое и нравственное, есть необходимый путь к нравственному совершенству, будто бы указанный человеку мудрою волею Самого Творца.

Конечно, вы не раз встречались с мнением, которое еще не так давно было в большом ходу, именно с мнением, что зло есть возбудитель, двигатель добра, что эгоизм – страсть есть души, тайная пружина добродетели, что без возбудительной силы зла добродетель коснела бы в усыплении, и только постоянною борьбою со злом, то есть с влечениями чувственности, со стремлениями эгоизма, поддерживается в ней живость, бодрственность, стремительность деятельности [7]. В таком отношении зла к добру хотят видеть разумную необходимость зла. Такое рассуждение напоминает слово Апостола: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия: потому что оно для него кажется безумием, и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (1Кор.2:14). «Плоть, – говорит Григорий Богослов, – мудрые прекрасно называют мраком ума» [8]. В этом мраке люди так огрубевают и оземленяются, так свыкаются с внутренней и внешней суетой греха, что уже не в состоянии становятся представить себе лучшее бытие в образах более высоких и духовных, и отсутствие этой греховной суеты представляется им пустотою, безжизненною и безотрадною. Добродетель, недоступная греху, или хотя всеми силами удаляющаяся от его искусительных приражений и волнений, представляется состоянием безжизненным, недеятельным, усыплением духа.

Совершенно противоположный взгляд на добродетель – людей опытных в духовной мудрости. Высшее состояние духовного делания они изображают как состояние бесстрастия; и один из опытнейших в подвигах добродетели так описывает это состояние: «Под бесстрастием не иное что разумею, как внутреннее небо ума, для которого демонские злоухищрения – то же, наконец, что и детские игрушки. Итак, в собственном смысле бесстрастен и признается бесстрастным, кто плоть соделал нерастлеваемою, ум возвысил над тварью, покорив ему все чувства, и лицу Господню представил душу, которая непрестанно, даже сверх сил своих, устремлена к Богу… И если признак совершенного порабощения страстям – немедленно давать в себе место почти всему, что посевают в нас демоны: то принимаю за признак святого бесстрастия – быть в состоянии открыто сказать: «уклоняющаяся от меня лукавого не познах» (Пс.100:4); не познал – как и зачем лукавый приходил, и как ушел; но совершенно уже стал нечувствителен ко всему подобному, потому что всецело пребываю и всегда буду соединен с Богом» [9].

Тот же великий подвижник между признаками преуспевающих на добре, между прочим, поставляет уменьшение раздражительности, рассеяние омрачений, отчуждение страстей, приумножение рачения; а между признаками преуспевших в добре – ум неволненный, мысль непорочную, неодолимую стражу над собою, смерть для мира [10]. Таким образом свидетельства опытнейших в духовной жизни уверяют нас, что добро не имеет никакой нужды во зле, а, напротив, возрастает и усиливается по той мере, в какой удаляется от приражений зла. И созерцание, и делание добра тогда достигает особенной силы и полноты, когда душа, говоря словами Григория Богослова, преданная светлым, небесным помыслам, поставляется далеко от плоти, отрешившись от всего, что, пресмыкаясь по земле, блуждает и вводит в заблуждение [11].

Защитники мнимой необходимости зла [12] вздумали приписывать Богу какую-то жестокую благость и неправедное правосудие. Бог, говорят они, затем поставил человека под власть зла, чтобы было Ему над кем проявлять Свою благость и правосудие; как будто благость Божия и может только являться в единственном виде милосердия к страждущим, или правосудие Его может нисходить к человеку только карающим его, а не награждающим. «Богу не нужен грешник», говорит Мудрый (Сир.15:12). «Бог не находит утешения в смерти нечестивца», уверяет Пророк от лица Божия (Иез.18:32). Из слов Апостола: «подобает и ересям в вас быти, да искуснии явлени бывают в вас» (1Кор.11:19) выводят заключение, что зло введено в мир для славы добра, чтобы безобразие порока через противоположность возвышало красоту добродетели, расширяло и укрепляло в добродетельных душах радостное чувство добра и любовь к красоте его. Апостолу приписывают мысль, которой он вовсе не имел. Апостольские слова заключают в себе только предсказание будущих ересей, а вовсе не имеют в виду объяснять происхождение и цель ересей и другого какого зла. Точно так слова Спасителя: «нужда есть приити соблазном» (Мф.18:7) не доказывают необходимость соблазнов, а только предсказывают будущие соблазны, возможные и естественные при господстве зла в мире. Изречение Господа: «нужда есть приити соблазном» – показывает в Нем только предведение действительного проявления соблазнов, а не необходимость их. Вообще, мнение о необходимости зла для проявления на нем Божией благости и правды, или для славы добра, оскорбляет и величие Божие, и достоинство человеческое.

В Лакедемоне смотрели на рабов как на вещи и не признавали в них личных человеческих прав. Господин намеренно приводил рабов своих в безобразное и скотское состояние, чтобы их примером возбуждать в детях своих отвращение от порока и любовь к добродетели. Не будет ли близка к богохульству мысль, что и Бог известное Ему число людей приводит в унизительное греховное состояние с тою целью, чтобы их жалкою судьбою уцеломудривать и возвеличивать Своих избранных, любимых сынов Своих? Прежде всего – человек есть существо личное, возвеличенное образом Божиим. И Бог, говоря по-человечески, из уважения к Собственному образу, не может употреблять человека для Своих целей как безличное существо, как простую вещь. Писание уверяет нас, что дорог перед очами Божиими каждый человек, как бы ни был он немощен и грешен. Нет воли Отца Небесного, – говорит Сам Спаситель, – чтобы погиб и один из младенцев (Мф.18:14). На небе бывает великая радость при покаянии и одного грешника (Лк.15:7). Тяжким грехом признает Апостол приведение в соблазн и слабого брата, за которого умер Христос (1Кор.8:11; Рим.14:15). Сам Господь грозное изрекает прещение на соблазнителя дитяти (Мф.18:6). Ездра горячо любил свое отечество и, горько оплакивая его бедственное состояние, жаловался Богу на строгость судов его. В утешение ему Бог говорит, между прочим: «Много тебе останет (еще многого не достает в любви твоей), да можеши возлюбити Мое сотворение паче Мене» (3 Ездр.8:47).

Нет ничего легче, как мысль любимую, горячо преследуемую, незаметно для себя, довести до крайности. Печальный пример тому – Лейбниц. Оптимизм свой довел он до последних крайностей. «Уму Божию, – говорит философ, – от вечности присущ был бесконечный ряд возможных миров, более или менее совершенных». (Как будто в Божественном уме могут быть планы или идеи неполные, несовершенные!). «Лучшим из этих возможных миров – тот, в котором необходимым предполагалось существование зла. Творческий ум избрал и привел в бытие этот лучший и совершеннейший из всех миров». На основании такого странного соображения Лейбниц искренно уверяет, что мир, в котором бы не было зла, был бы хуже и несовершеннее, чем мир настоящий, в котором зло господствует [13]. Простим философу такую странную мысль за ее добрую цель – защитить премудрость Божию от дерзких нападений Бэйля, хотя она нисколько не достигает своей доброй цели.

Все такие подобные гадания о необходимости и разумности зла – не более как детские соображения, если поставить их перед твердым и глубоким учением мужей боговдохновенных. Писание ясно и решительно свидетельствует, что Бог не есть виновник зла, существующего в мире; в числе творений Божиих нет ни греха, ни болезней, ни смерти, что «вся, елика Бог сотвори, добра зело» (Быт.1:31), всё сотворено ради Творца и для блаженства тварей. Разрушительная сила зла не есть дело рук Божиих. Бог «несть нестроения Бог, но мира» (1Кор.14:33). Он создал человека правого (Еккл.7:30) и ввел его в такое состояние, в котором не было ни слез, ни плача, ни вопля, ни болезни, ни смерти (Откр.21:4). «Несть Бог Бог мертвых, но Бог живых» (Мф.22:32). Все, что Он создал, создал не для смерти, но для жизни несмертной и неразрушимой. «Бог смерти не сотвори. Созда бо во еже быти всем» (Прем.1:13–14). Отец лжи – диавол. Он же – измыслитель смерти [14] – был человекоубийцею от начала (Ин.8:44). «Бог несть искуситель злым, не искушает же Той никогоже» (Иак.1:13). Он свят и благ. Как Благий, не может ни творить зла, ни возбуждать к злу. Как Благий, не хочет зла, «хотением не хочет смерти грешника» (Иез.18:32), любит «сущая вся» (Прем.11:25). «Благому не свойственно, – говорит Григорий Богослов, – насаждать в нас злое свойство, и в тех, кого любит, возбуждать мятеж и ненависть» [15]. «Вполне совершенными сотворил Ты нас, говорит св. Ефрем, обращаясь к Богу; без меры повредили мы сами себя. Ты научил нас правому, а мы стали поступать превратно, изгладили в себе преимущества природы своей; Ты образовал нас из персти, мы совлекли с себя образ Твой и подобие Твое» [16].

Писание ясно указывает – откуда и как произошло зло: не только без воли Творца, но и решительно не по воле Его. Кратко и просто – сказание Моисеево о падении человека. Так и обыкновенно Дух Святой изображает в Писании великие события и тайны, в каждом слове заключая неисследимую и неизмеримую глубину смысла. Моисей повествует, что Творец, благословляя первосозданную чету, отдает в полное обладание Адаму и жене его землю и все земные твари. На всей земле и во всем раю одно только древо познания добра и зла поставляется вне власти человека. Бог запрещает человеку вкушение плодов сего древа, и притом – под угрозою смерти: «И заповеда Господь Бог Адаму, глаголя: от древа же, еже разумей доброе и лукавое, не снесте от него, а в оньже аще день снесте от него, смертью умрете» (Быт.2:16–17). Страшный день этот наступил. Ненадолго отдалила его от человека любовь к Творцу. Угроза и страх смерти не остановили его приближения. «И виде жена, яко добро древо в снедь, и яко угодно очима видети, и красно есть еже разумети: и вземши от плода его, яде: и даде мужу своему с собою, и ядоста» (Быт.3:6). И исполнилось слово Божие: человек смертью умер. За святотатственным вкушением от запрещенного древа последовала смерть духа, отчуждение от жизни Божией (Еф.4:18), разъединение с Тем, Кто есть жизнь всего живущего и свет человеков (Ин.1:4), изгнание человека из рая, удаление его от древа жизни, осуждение на труды, болезни, скорби, смерть и разрушение тела, проклятие ради его всей твари. «Единем человеком грех в мир вниде, – пишет Апостол, – и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде» (Рим.5:12). Итак, в грехе, – вся тайна зла, тайна глубокая и мрачная, глубины сатанинские (Откр.2:24), из которых исторглась и исторгается смерть и всё зло и в которые с трудом и ужасом проникает человеческое разумение.

______________________

Источник: Голубинский Ф.А., Левитский Д.Г. Премудрость и благость Божия в судьбах мира и человека. СПб., 1885. С. 79-87.

[1] Творен. св. Отц. В русск. пер.III.

[2] Там же. VIII, 144.

[3] Бэйль. Leibniz, Theodic., p. 351.

[4] Vom Vers…hnungstode Christi von Seiler, p. 22. Christ Lehre v. d. Stinde. v. Müller, 1849. Erst B. 346, 509.

[5] Patrolog. Curs. Compl. Oper. Augustini, Т. X dе Peccat. mert,. et remise. Lib. 1 cap. 2.

[6] Muller; V. L βΰηΛβ Th. 11 p. 1β.

[7] Seiler, v. Versognungstod. Chr. Th. 11. P. 20. Müller, v. D. Siinde Th. 1, p. 500. Gothes Faust. Prolog.

[8] Твор. cв. Отц. IV. 285.

[9] Лествица. Перев. С греч. Москва, 1851. Гл. XXIX. 2, 8, 10.

[10] Там же, гл. XXVII, 37, 40.