Добрый день, дорогие друзья. Приношу свои извинения за задержку с записью этого видео. Данный ролик должен был стать ответом Самвелу Валентиновичу Макяну — новой репликой в нашей с ним дискуссии, однако его ответ мне меня несколько озадачил: на мое 20-минутное видео он ответил двухчасовым фильмом. Разумеется, если бы я попробовал ответить в том же формате (формате подробного разбора видео оппонента), мой ролик, как нетрудно подсчитать, продлился бы около двенадцати часов (коль скоро выступление Самвела Валентиновича было в шесть раз длиннее моей исходной реплики). Поэтому я был вынужден избрать иной формат — ряд кратких видео с описанием затронутых моим уважаемым оппонентом проблем с той точки зрения, которую я нахожу объективно верной. Соответственно данное видео уже не является в собственном смысле ответом Самвелу Валентиновичу (в жанре многочасовых видеозаписей он может действительно счесть себя победителем), но скорее — репликой к его ответу, которым я воспользуюсь как поводом для прояснения важных (для всех, интересующихся православным богословием) вопросов. Но я буду рад, если и он, в числе других зрителей, откликнется на этот и последующие ролики.
Немалую часть своего выступления мой оппонент посвятил критике богословия свт. Льва, папы Римского, как, по его мнению, несторианствующего. Следует признать, что в наши дни некоторое (не столь широкое, но все же совершенно незаслуженное) распространение такого рода мнение получило даже среди формально православных богословов. В частности, в своем видео Самвел Валентинович процитировал[1] выступление церковного историка М. М. Грацианского, который крайне пренебрежительно отозвался о богословии свт. Льва. Сходным образом высказываются и иные экуменически настроенные теологи. Однако для нас как православных христиан, руководствующихся церковным учением и здравым смыслом, такое отношение никак не может быть названо приемлемым. Следуя литургически зафиксированному суждению Церкви, мы утверждаем: «Низложив Севира четвертый Собор и Диоскора, Христа хулящия, извещая свиток Леонта, первоседальника Римскаго, зело добре, сугуба естества Спасова несекомо являя»[2]. Вслед за свт. Фотием мы можем повторить: «Ведь если бы на протяжении всего послания иже во святых Льва встречались какие-то двусмысленности, и на основании их акефалы обвиняли его в разделении одной ипостаси, то, пожалуй, поводом к клевете у них было бы неведение; но так как благодаря тысячам примет его благочестие является очевидным, разве не добавляют себе клеветники к первому нечестию второе?»[3]
В настоящем видео мы попробуем продемонстрировать некоторые из этого множества примет, свидетельствующих о «благочестии» великого святителя и учителя Православной Церкви.
Substantia и «ипостась»
Чтобы предметно говорить о содержании вероучения, выраженного в текстах свт. Льва, нам необходимо предварительно рассмотреть те термины, которые он использует, и определить, какие понятия стоят за ними. Центральными для богословского языка Римского святителя являются термины essentia, natura, persona и substantia. Наиболее пререкаемым из них является последний. Технически слово substantia представляет собой кальку с греческого ὑπόστασις. Однако в грекоязычном пространстве ипостасью ко временам свт. Льва уже вполне однозначно именовали только индивида, только частное; фактически ὑπόστασις была синонимом «лица» (πρόσωπον). Если считать, что термин substantia в латиноязычном богословии имеет то же значение, это и вправду придаст текстам свт. Льва несторианское звучание — особенно когда он говорит, например о Боговоплощении: «При сохранении свойств той и другой природы и субстанции (naturae et substantiae) и при сочетании их в одно лицо воспринято величием уничижение, могуществом немощь, вечностью смертность»[4]. Если считать слово substantia синонимом «ипостаси» и, следовательно, «лица», это будет значить, что свт. Лев говорит о соединении двух лиц при вочеловечении Бога-Сына.
К счастью, обширный корпус текстов свт. Льва избавляет нас от необходимости гадать о значении, стоящем за терминами, используемыми святителем. В действительности, как показывает рассмотрение его сочинений, для св. Льва термин substantia является обозначением не индивида, а вида — не частного, но общего, и синонимичен не «лицу» (persona), а терминам essentia и natura. Наиболее характерно это отразилось в его проповедях, в которых он затрагивает проблему богословия Воплощения; вот два ярких взаимодополняющих примера.
«В одном Господе нашем Иисусе Христе, Божием и Человеческом Сыне, мы исповедуем Божественное естество (naturam) от Отца и человеческую субстанцию (substantiam) — от Матери, хотя лицо Бога Слова и плоти одно, и обе сущности (utraque essentia) в общности имеют действия»[5].
«Во Христе мы веруем в истинное Божество и истинное человечество. Тот же есть плоть, Кто есть Слово; как един Он со Отцом по субстанции (substantiae), так един и с Матерью по естеству (naturae). Не двойственен в отношении лица, не смешан по сущности (essentia)»[6].
Как видно, в первом отрывке единство Спасителя со Отцом обозначено как единство по естеству (natura), а с Матерью — как единство по субстанции (substantia); во втором отрывке эти определения меняются местами, что показывает несомненную взаимозаменяемость терминов substantia и natura. При этом оба раза substantia и natura обозначены как «сущности» (essentia) — термин, очевидно определяющий общее, а не частное, и представляющий собой аналог греческого οὐσία. Выстраивается, таким образом, следующий синонимический ряд: natura — substantia — essentia — οὐσία. Следует заметить, что синонимичность substantia и οὐσία прямо утверждает и сам свт. Лев, когда употребляет в качестве тождественных термины ὁμοούσιος и consubstantialis (unius substantiae):
«Итак, поскольку оправданию людей в наибольшей степени содействует то, что Единородный Сын Божий благоволил также быть Сыном Человеческим, так что Бог, единосущный (ὁμοούσιος[7]) Отцу, то есть одной с Ним субстанции (substantiae), Сам был истинным человеком и по плоти единосущным (consubstantialis) Матери»[8].
Следует отметить, что такого рода синонимический ряд (substantia — natura и так далее) был традиционен для латиноязычного богословия уже предшествующего периода. К утвержденному Халкидонским Собором Томосу св. Льва был приложен пространный святоотеческий флорилегий, собранный специально для прояснения и подтверждения тезисов, озвученных святителем. Среди прочего, там, в частности, приведена следующая выдержка из анти-аполлинарианского трактата свт. Амвросия Медиоланского:
«Мы еще не успели опровергнуть заблуждения [ариан], как надвигаются новые. Некоторые утверждают, что “плоть и божество Господа одной природы” (unius naturae). Только преисподняя могла изрыгнуть такую хулу! Даже нечестие ариан, с недюжинным усердием отрицающих единство сущности Отца, Сына и Святого Духа, кажется безобиднее по сравнению с учением тех, кто старается убедить, что божество и плоть Господа одной субстанции (diuinitatem domini et carnem substantiae unius)»[9]. Оставляя в стороне отчетливое утверждение здесь двух природ после Воплощения, мы бы хотели обратить внимание на то, что в данном тексте unius naturae и unius substantiae — очевидные синонимы.
Не затрагивая сейчас позднейших терминологических изысканий латинских богословов после эпохи свт. Льва (будь то VI или XVI в.), мы обращаем внимание на то, что представлявший собой величайший авторитет для святого папы св. Августин писал:
«Для того, чтобы высказаться о том, что невыразимо, дабы мы смогли хоть как-то выразить то, что невозможно выразить, наши греки говорят об “одной сущности” и “трех субстанциях” (una essentia, tres substantiae), латиняне же – об “одной сущности или субстанции” и “трех лицах” (una essentia uel substantia, tres personae) (ибо, как я уже говорил, в нашем языке, т.е. латыни, сущность (essentia) и субстанция (substantia) обычно мыслятся тождественными)…. Ибо они, говоря о “трех субстанциях” и “одной сущности” (tres substantias, unam essentiam), имеют в виду то же, что и мы, говоря о “трех лицах” и “одной сущности или субстанции” (tres personas, unam essentiam uel substantiam)»[10].
Итак, св. Августин подтверждает выводы, к которым мы пришли чуть ранее. Хотя слово substantia и представляет собой кальку с греческого ὑπόστασις, однако понятия за ними стоят различные. Греческое ὑπόστασις синонимично латинскому persona, а в латинском богословии substantia тождественна «сущности» (essentia).
Точно так же устанавливает соответствия между греческой и латинской богословской терминологией и великий греческий учитель Церкви — свт. Григорий Богослов: «Когда мы благочестно употребляем выражения “одна сущность” (μιᾶς οὐσίας) и “три ипостаси” (τριῶν ὑποστάσεων), из которых первое означает естество Божества (φύσιν δηλοῖ τῆς θεότητος), а последнее – личные свойства Трех… римляне, одинаково с нами понимая, из-за бедности своего языка и из-за недостатка наименований, не могут различать сущности от ипостаси (ἀπὸ τῆς οὐσίας τὴν ὑπόστασιν) и потому заменяют слово “ипостаси” словом “лица” (τὰ πρόσωπα), дабы не подать мысли, что они признают три сущности»[11].
Итак, попробуем представить все это в виде таблицы, наглядно показывающей однозначность соотношения греческой и латинской терминологии, сознаваемую как греческими, так и латинскими святыми:
Substantia у свт. Льва — синоним к natura и essentia; этот термин им самим соотносился с греческим οὐσία. С ὑπόστασις, таким образом, substantia не может отождествляться ни с какой точки зрения.
Понятие forma; «Слово» как природа
Другим объектом для критики является иной отрывок из Томоса к Флавиану:
«Каждая из двух форм (utraque forma) в соединении с другой действует так, как ей свойственно: Слово делает свойственное Слову, а плоть исполняет свойственное плоти»[12]. Собственно поводом для обвинения в несторианстве здесь оказывается утверждение, что «Слово» есть forma, одна из двух «форм» — или, иначе говоря, «образов» — воплощенного Сына Божия. Однако под «Словом» с точки зрения наших уважаемых оппонентов может подразумеваться только лицо (ипостась) Христа, а значит, называя Слово лишь одной из двух «форм», свт. Лев фактически утверждает двухсубъектную христологию.
В действительности, однако, термин forma (образ, форма) здесь также синонимичен природе (natura), как видно и из иного отрывка Томоса:
«Тот, который, пребывая в образе Божием (in forma Dei), сотворил человека, Сам стал человеком, приняв образ раба (in forma servi factus est homo). Ибо каждая природа (utraque natura) сохраняет без утраты своё свойство (tenet enim sine defectu proprietatem suam) и как образ Божий не уничтожает образа раба (et sicut formam servi Dei forma non admitit), так и образ раба не умаляет образа Божия (ita formam Dei servi forma non minuit)»[13].
Аналогичное словоупотребление мы находим и в иных текстах свт. Льва о Боговоплощении:
«Всемогущий Господь вступил в бой с неистовым врагом не в Своем величествии, но в нашем ничтожестве, противопоставив ему тот же образ, то же естество (eamdem formam eamdemque naturam), причастное нашей смертности, но совершенно свободное от всякого греха»[14].
«Пребывая тем, чем был, и восприняв то, чем не был, соединил Он истинный образ (forma) раба с тем образом (forma), в котором Он равен Отцу, так сочетав два естества (naturam utramque), что и низшее не было поглощено в прославлении, ни высшее не уменьшилось при восприятии»[15].
Примеры можно умножать, однако кажется ясным: «образ Божий» и «образ раба» вместе именуются «двумя природами»; forma, соответственно, является синонимом к natura.
Но может ли «Слово» обозначать «Божественную-природу-во-Христе»? Не является ли этот термин однозначно обозначением лишь «Христа-по-ипостаси»? В авторском словоупотреблении свт. Льва — однозначно может; приведем лишь один бесспорный контекст, в котором Verbum явным образом обозначает естество:
«Оба естества (utraque natura) — один Христос: ни Слово здесь не отделено от человека, ни человек не обособлен от Слова»[16].
Аналогичные выражения мы встречали и раньше:
«Во Христе мы веруем в истинное Божество и истинное человечество. Тот же есть плоть, Кто есть Слово; как един Он со Отцом по субстанции (substantiae), так един и с Матерью по естеству (naturae). Не двойственен в отношении лица, не смешан по сущности (essentia)»[17]. Здесь «Слово» — одна из природ / эссенций / субстанций.
Такой образ выражения, когда соотношение «Слово — плоть» используется как синонимичное соотношению «Божество — плоть / человечество» в целом не является самым распространенным, однако встречается и у иных святых богословов, в частности, у св. Кирилла Александрийского:
«Так, мы говорим, что Он и распялся, и умер, хотя это произошло с плотью, а не с Самим по Себе Словом, ибо Оно есть бесстрастное и бессмертное. Следовательно, будем православно понимать сказанное, к Божеству относя богоприличное, а к плоти — то, что ради нее или как бы от ее имени сказано по причине сущих в нас природных движений»[18]. Как кажется, св. Кирилл не может быть заподозрен в криптонесторианстве, не так ли?
Термин forma для свт. Льва синонимичен термину natura. «Слово» (Verbum) в некоторых контекстах может обозначать не Христа как ипостась, а Божественную природу в Богочеловеческом лице воплощенного Сына Божия.
Богословие единства лица Христова у свт. Льва
Как мы помним, наиболее значимым, с точки зрения свт. Кирилла Александрийского, признаком, отличающим православных от несториан, служило признание communicatio idiomatum — отнесения всех выражений, как сказываемых о Христе как о Боге, так и сказываемых о Нем как о человеке, к одному лицу воплощенного Логоса. Наиболее характерным «пробным камнем», о который и споткнулся Несторий, здесь является признание Девы Марии Богородицей (тем самым утверждается, что от девы по человечеству родился Сам Бог, а не просто «плоть, соединенная с Богом», как учили несториане), а также т. н. «теопасхитские выражения» — утверждение, что во плоти пострадал и умер Бог, а не просто «плоть» (как утверждают и ныне несторианствующие), на Кресте висел «Некто», а не «нечто», не просто плоть, а ипостась воплощенного Логоса. Каково же отношение свт. Льва к такого рода выражениям?
Римский святитель неоднократно именовал Пресвятую Деву Богородицей — Dei Genetrix по-латински:
«Ничто в это беспримерное Рождество не вошло от вожделения плоти, ничто не влилось от закона греха. Избирается Дева из колена царя Давида, Которая, восприняв Святой Плод, богочеловеческое потомство (divinam humanamque prolem) принимает сперва душою, а потом уже и телом. И чтобы (не ведая [тайну] высшего замысла столь необыкновенного дела) не оказалась Она объята страхом, из ангельской беседы узнает о том, что в Ней действовал Святой Дух. Поэтому не считает это потерей целомудрия Та, Которая скоро станет Богородицей (Dei Genitrix)»[19].
«Несторий веровал, что Блаженная Дева Мария — не Богородица (Dei Genitrix), а всего лишь человекородица, так что учинял иное лицо плоти и иное Божества и не признавал одного Христа в Слове Божьем и плоти, но проповедовал отдельно и порознь иного Сына Божия и иного [сына] человеческого»[20].
«Итак, Мани не веровал, что Единородный Сын Бога-Отца мог облачиться в истинную телесную плоть, пребывать во чреве женском; и уж тем более [не веровал он], что Мария была истинной Родительницей Самого Бога (ipsius Dei Genitricem)»[21].
Точно так же он утверждал, что на Кресте ради нашего спасения пострадал Сам Бог по плоти:
«Сын Божий, Который с Отцом и Святым Духом не есть одно лицо, но обладает одной сущностью, возжелал стать общником нашего уничижения, одним из подверженных страданию, быть одним из смертных. [Тайна эта] столь священна и удивительна, что и мудрым мира сего не открылся бы замысел Божественного Совета (1Кор. 2:7), если бы истинный свет не рассеял мрака человеческого неведения»[22].
«По причине единства лица, которое должно разуметь по отношению к обоим естествам, и о Сыне человеческом читаем, что Он сшел с неба, хотя Сын Божий восприял плоть от Девы, от Которой родился. Также и о Сыне Божием говорится, что Он распят и погребен, хотя Он потерпел сие не самим Божеством, по которому Единородный совечен и единосущен Отцу, а немощию естества человеческого. Поэтому мы и в Символе исповедуем Единородного Сына Божия распятым и погребенным, согласно сказанному апостолом: “Если бы познали, то не распяли бы Господа славы” (1Кор. 2:8)»[23].
Итак, для свт. Льва лицо Христово едино, един и субъект всех выражений, сказываемых о Христе как приличным Божеству, так и приличным человечеству образом. Все то, с чем никак не мог согласиться Несторий, и что содержательно (не просто терминологически!) отличало веру свт. Кирилла от веры оппонентов, прямо исповедуется свт. Львом.
Свт. Лев, свт. Кирилл и Несторий
Наконец следует сказать несколько слов о том, как свт. Лев относился собственно к главным действующим лицам полемики вокруг Третьего Вселенского Собора — к св. Кириллу и Несторию.
Действительно, сам Несторий отозвался с похвалой о богословии свт. Льва, однако связано это было с тем, что свт. Лев учил о двух естествах во Христе, а Несторий приветствовал любое подобное исповедание. Сравним его отзыв о Томосе св. Льва и о тех текстах свт. Кирилла, где тот признает в Спасителе различие природ:
Несторий о св. Льве. «Лев и вправду держался правой веры, хотя и без исследования и суда согласился с теми несправедливостями, которые были допущены против меня»[24].
Несторий о св. Кирилле. «Я похвалил тебя за то, что ты сказал. В своих речах ты провел различие между Божеством и человечеством и [объединил] их в союзе единого Лица; и [я похвалил тебя за то, что] ты сказал, что Бог Слово не нуждался во втором рождении, которое от Жены, и что Божество не было подвержено страданиям. Ты сказал верно, и сии [слова] есть [слова того], кто прав в своем исповедании веры, и кто противостоит ложному учению всех ересей о природе Господа»[25].
Очевидно, что в действительности вера Нестория и вера свт. Кирилла фундаментально различны, однако Несторий находил возможность для того, чтобы похвалить (разумеется, с умыслом) и св. Кирилла. Сам же свт. Лев в своих оценках предельно категоричен. Несторий для него — еретик наравне с Евтихием:
«С небольшим лишь перерывом во времени кафолическая вера, единственная и истинная, к которой ничего нельзя прибавить и от которой ничего нельзя отнять, претерпела нападения от двух врагов, первым из коих был Несторий, а вторым Евтихий. Они хотели привнести в Церковь Божию две взаимно противоположные ереси, так что оба были по заслугам осуждены проповедниками истины, поскольку их учения — и то, и другое — были весьма безумны и богохульны, хотя ложь была и различна»[26].
Свт. Кирилл же — образец правой веры. Он пишет в послании Равеннию, еп. Арелатскому: «Мы отдельно поручаем твоему усердию, возлюбленный [брат], чтобы наше послание, которое мы направили на Восток для защиты веры, а также [сочинения] святой памяти Кирилла, которые совершенно согласны с нашим образом мысли, были известны всем братьям»[27].
В святоотеческий флорилегий при послании свт. Льва имп. Льву Ι входят две цитаты из «Схолии о воплощении Единородного» и целиком приводится содержательная часть Второго послания к Несторию свт. Кирилла Александрийского. Кажется излишним еще как-то доказывать особую значимость кирилловского богословия для свт. Льва.
Заключение. Христология свт. Льва
Свт. Лев учит, что во Христе при единстве лица есть два естества, каждое из которых обладает своим природным действованием и всей полнотой естественных свойств. При этом Его божественное лицо, восприняв человеческую природу, сделалось одновременно и лицом человеческим; один Христос есть и Бог, и человек: «Удивительное Рождество от Святой Девы произвело на свет одно лицо, истинно человеческое и истинно Божественное (vere humanam vereque divinam unam personam), ибо обе субстанции (utraque substantia) сохраняли свои свойства не так, чтобы между ними могло возникнуть различие лиц; и тварь была не так воспринята в общность со своим Создателем, чтобы Он был обитателем, а она — обиталищем; но так, что природы сплелись друг с другом. И хотя воспринятая природа — одна, а воспринявшая — другая, тем не менее, разность их сошлась в такое единство, что Сын остается Одним и Тем же»[28].
Свт. Лев не разделяет двухсубъектной христологии Нестория. Он развернуто и ясно проповедует communicatio idiomatum, именует Пресвятую Деву Богородицей, использует «теопасхитские» выражения. Substantia и forma в его богословском языке обозначают природу, а не ипостась (не субъекта). Нестория он осуждает как однозначного еретика, а творения свт. Кирилла рассылает своим корреспондентам как эталон ортодоксии.
«И исповедующие, что то же самое единородное Слово, которое родилось от Бога Отца, родилось по плоти и от Жены, и что св. Дева есть Богородица, и лицо Христа одно, и не два Сына и не два Христа, а один только, – каким образом могут считаться согласными с Несторием?»[29] — так вопрошал свт. Кирилл Александрийский. Вне всякого сомнения, наши оппоненты могут предлагать иные критерии ортодоксии, отличные от собственных понятий свт. Кирилла и от объективно различимых отличий его богословия от ереси Нестория. Можно видеть специфику несторианства не в том, в чем ее усматривал величайший борец с этой ересью. Однако все это будет произвольным и спекулятивным богословствованием. Мы же присоединимся к вопрошанию святителя: как можно счесть учащего так, как учил свт. Лев, единомышленником Нестория?
_________________________
[1] Макян С. В. Халкидон и несторианство: диофизитская конфетка в миафизитской обертке. Тайм-код: 1:40:20
[2] Минея. 16 июля. Память святых Вселенских шести Соборов. Канон 2-й святых Отцев на утрени. Песнь 5. Троп. 3.
[3] Photius. Bibliotheca. Cod. 225 // Ibid. P. 103-108.
[4] Лев Великий, свт. Окружное послание к Флавиану, архиепископу Константинопольскому // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1908. Т. 3. С. 219
[5] Leo Magnus. Sermo 64: De Passione Domini tredecima, 4 // PL. 54. Col. 360
[6] Leo Magnus. Sermo 69: De Passione Domini duodevicesima, 3 // PL. 54. Col. 377
[7] У св. папы Льва в тексте стоит греческое слово греческими буквами.
[8] Leo Magnus. Sermo 30: In Nativitate Domini decima, 6 // PL. 54. Col. 233-234
[9] Амвросий Медиоланский, свт. О тайне Господнего Воплощения, 49 // Собрание творений. М., 2015. Т. 5. С. 463
[10] Августин Блаженный, свт. О Троице, 7.4.7-8. Краснодар, 2004. С. 172, 176
[11] Григорий Богослов, свт. Слово 21: Похвальное Афанасию Великому, архиепископу Александрийскому, 35 // Творения. СПб., 1912. C. 326
[12] Leo Magnus. Epistola 28: Tomus ad Flavianum. 4 // PL. 54. Col. 505
[13] Leo Magnus. Epistola 28: Tomus ad Flavianum. 4 // PL. 54. Col. 504
[14] Leo Magnus. Sermo 21: In Nativitate Domini prima. 1 // PL. 54. Col. 191
[15] Leo Magnus. Sermo 21: In Nativitate Domini prima. 2 // PL. 54. Col. 192
[16] Leo Magnus. Sermo 52: De Passione Domini prima. 2 // PL. 54. Col. 314
[17] Leo Magnus. Sermo 69: De Passione Domini duodevicesima, 3 // PL. 54. Col. 377
[18] Кирилл Александрийский, свт. Книга Сокровищ о Святой и Единосущной Троице, 24. СПб.; Краснодар, 2014. С. 232
[19] Leo Magnus. Sermo 21: In Nativitatem I, 1 // PL. 54. Col. 191
[20] Leo Magnus. Epistula 165: Leoni Augusto, 2 // PL. 54. Col. 1156-1157
[21] Leo Magnus. De Manichaeorum haeresi et historia, 7.3 // PL. 55. Col. 835
[22] Leo Magnus. Sermo 25: In Nativitatem V, 1 // PL. 54. Col. 208
[23] Leo Magnus. Epistula 28: Tomus ad Flavianum, 4-5 // PL. 54. Col. 769-771
[24] Nestorius. The Bazaar of Heracleides / Transl. G. R. Driver, L. Hodgson. Oxf., 1925. P. 379
[25] Цит. по: Заболотный Е. А. Был ли Несторий православным? (по поводу статей М. Анастоса и А. Де Аллё) // Вестник ПСТГУ. Серия 3: Филология. 2013. №35 (5). С. 34-35
[26] Leo Magnus. Epistula 165: Leoni Augusto. 2 // PL. 54. Col. 1156
[27] Leo Magnus. Epistula 67: Ravennio // PL. 54. Col. 886-887
[28] Leo Magnus. Sermo in Nativitatem. 3.1 // PL. 54. Col. 200
[29] Кирилл Александрийский, свт. Памятная записка пресвитеру Евлогию, находящемуся в Константинополе // Деяния Вселенских Соборов. Казань, 1892. Т. 2. С. 160
(Пока оценок нет)
Загрузка...Автор публикации
