Из окружного или соборного послания святейшего Льва, архиепископа города Рима, писанного к Флавиану, архиепископу Константинопольскому (против ереси Евтихия):
«Таким образом, при сохранении свойств того и другого естества и при сочетании их в одно лице, воспринято величием уничижение, могуществом немощь, вечностию смертность. Для уплаты долга естества нашего бесстрастное естество соединилось со страстною природою, дабы один и тот же, «Ходатай Бога и человеков, человек Христос Иисус» (1Тим.2:5), и мог умереть по одному (естеству), и не мог умереть по другому, как того и требовало свойство нашего врачевания.
Посему истинный Бог родился в подлинном и совершенном естестве истинного человека: всецел в своем, всецел в нашем. Нашим же называем то, что́ Творец положил в нас в начале, и что́ Он восхотел возвратить нам. Ибо в Спасителе не было и следа того, что́ привнес в человека искуситель и что́ прельщенный человек допустил (в себя). И хотя Он сделался причастным человеческих немощей, но отсюда не следует, что сделался участником и наших грехов. Он восприял образ раба без скверны греха, возвеличивая человеческое и не уменьшая божественного: потому что то истощание, по которому невидимый соделался видимым и по которому Творец и Владыка всех тварей восхотел быть одним из человеков, было снисхождением Его милосердия, а не недостатком могущества.
Посему Тот, который, пребывая в образе Божием, сотворил человека, Он же самый соделался человеком, приняв образ раба. Оба естества сохраняют свои свойства без всякого ущерба. Как образ Божий не уничтожает образа раба, так и образ раба не умаляет образа Божия».
Всё послание было зачитано во время второго деяния св. Халкидонского Собора. По прочтении цитат из некоторых других свв. отцов Отцы Собора одобрили его таким образом:
«По прочтении вышеизложенного послания (Льва), почтеннейшие епископы воскликнули: «Это вера отеческая! это вера апостольская! Все так веруем Православные так веруют. Анафема тому, кто не так верует! Петр чрез Льва так вещал. Апостолы так учили. Благочестно и истинно Лев учил. Кирилл так учил. Вечная память Кириллу! Лев и Кирилл одинаково учат. Анафема тому, кто не так верует! Эта вера истинная. Мы православные так мудрствуем. Эта вера отеческая. Почему это не было читано в Ефесе? Это Диоскор скрыл».
Цит. по: Деяния Вселенских Соборов, Том 3. IV. СОБОР ХАЛКИДОНСКИЙ, ВСЕЛЕНСКИЙ ЧЕТВЕРТЫЙ. ДЕЯНИЕ ВТОРОЕ СВЯТОГО ХАЛКИДОНСКОГО СОБОРА.
КОММЕНТАРИЙ.
Применительно к рассматриваемому вопросу особое внимание нужно обратить на второй абзац отрывка, где речь идет о состоянии человеческой природы, воспринятой Богом Словом от Девы: «Ибо в Спасителе не было и следа того, что́ привнес в человека искусител, и что́ прельщенный человек допустил (в себя). И хотя Он сделался причастным человеческих немощей, но отсюда не следует, что сделался участником и наших грехов».
Итак, Он воспринял ее смертной, но без греха; здравой, чистой, т.е. такой, какой она была у Адама до падения, но без нетления, могущей страдать, то есть и такой, какой она стала после падения, но такой, в какой нет греха. То, о чем говорит здесь св. Лев, о том же говорит, например, и прп. Максим Исповедник в 21-м вопросоответе к Фалассию: «Единородный Сын Божий и Слово, став по человеколюбию [Своему] совершенным Человеком, чтобы избавить естество человеческое от этой лукавой безысходности, воспринял безгрешность по происхождению от первого устроения Адама и имел ее без нетления; а от рождения, введенного впоследствии грехом в естество, воспринял одну только страстность, без греха».
Таким образом, во Христе было то, что было свойственно и первому Адаму – здравая, неповрежденная и чистая природа, т.е. безгрешность (ср. у св. Григория Богослова в <Похвале девству> (Песнопения таинственные): «…Христос воспринял на Себя мою душу и все мои члены, воспринял того Адама, первоначально свободного, который не облекся еще грехом, пока не узнал змия и не вкушал плода и смерти, питал же душу простыми, небесными помыслами, был светлым наперсником Бога и божественного»), и то, что было свойственно Адаму после падения — т.е. неукорные страсти и актуальная смертность тела (2). Первого не было у Адама после падения, второго не было у Адама до падения.
1) Здравая и чистая природа, такова, какова она была у Адама при первом устроении. Это та безгрешность, которая противоположна как тому, что называется первородным (или родовым в терминологии прп. Максима Исповедника, см. Вопросооответы к Фалассию, 21, перевод А. И. Сидорова) грехом, так и тому, что называется «тленностью произволения», ибо тление произволения есть уклонение в грех, его деяние. Нужно иметь ввиду, что под здравой природой прежде всего стоит понимать безгрешность, а не обязательное отсутствие безгрешных страстей.
2) «Могущей страдать». Христос принял человечество смертное, чтобы даровать ему нетление и бессмертие через Свою непорочную смерть и Воскресение. Он принял тело, которое могло и должно было пострадать. Однако Он мог и не страдать. В каком смысле? В том, что страдания и смерть для Господа не были внешней неизбежностью, как для нас, поскольку смерть есть расплата за грех, а о Нем мы говорим «ниже обретеся лести во устех Его». Но так как Он пришел ради спасения нас через Свои страдания, то пострадал и умер добровольно на Кресте. Отметим то, что Христос не мог умереть по немощи естества, это было неприлично для Того, в Ком была сама Жизнь. Господь не мог умереть как простой человек, от воспаления легких, например, или в тайне от старости, как Адам после падения и его потомки. Или точнее сказать, Он мог не умирать вообще, если бы захотел, впрочем, если бы так было нужно, то и этому бы Он позволил быть. Однако, исходя из плана спасения, для Христа, как мы сказали выше, неприлично было сложить с Себя тело каким-либо описанным выше способом, как об этом пишет св. Афанасий Великий (см. Слово о воплощении Бога Слова). Поэтому Христос принимает смерть только от рук других, Сам Себя предавая в руки распинателей, и это есть именно жертва, а не немощь естества, так как никто не забирает у Него жизнь насильственно, но Он сам Ее отдает. Поэтому и говорится, что Он воспринял природу могущей (естественно) страдать, ибо когда нужно было, Он попускал смертной плоти испытывать свойственное ей, позволял ей страдать, а когда нужно было, Он не попускал страстям действовать в отношении Его плоти. В то время как Адам после падения всего этого не мог, даже если бы очень сильно захотел.
Все безгрешные страсти (голод, жажда, сон и проч.) были хоть и естественны для человеческого тела Господа, но, в отличие от нас, они в Нем не были неизбежными. То есть, если Господь хотел, то Он мог не алкать пищи, не жаждать воды. Но Его Божественная воля попускала этому быть, позволяя естеству проявлять себя в соответствии с состоянием после грехопадения в отношении того, что не является грехом (пить, есть, страдать). В этом случае действием Божества было только несдерживание страстей и страданий (т.е. попущение их), а действием человечества были сами эти страдания. <Господь именно позволял страдать телу, могущему страдать, а не заставлял Своей Божественной властью страдать тело, которое не могло страдать>. Но все неукорные страсти были в полнейшей власти Христа. Он позволял им действовать в отношении смертного тела тогда, когда того требовала/попускала Его премудрость, Его Божественная воля, а Его человеческая воля всегда свободно избирала нечто из ряда неукорных страстей (пить, есть, или спать, или страдать) тогда, когда на то было изъявление/попущение Его божественной воли. В конечном счете страсти никогда насильственно (неизбежно) не обладали Его человеческой волей, а человеческая воля всегда желала того, на что было изъявление Его Божественной воли, т.е. ничто естественное (ни сами неукорные страсти, ни сама человеческая воля – желание есть, пить, как человека) не предшествовало Божественной воле Спасителя.
Пояснение к фразе <<«не заставлял Своей Божественной властью страдать тело, которое не могло страдать»//>>
Она употреблена здесь с определенным намерением: против мысли/ереси о нетленности тела Господа до Воскресения. Если тело Господа было уже нетленно/нестрадательно до Воскресения, то Евангельские события можно объяснить либо через идею о специальном воздействии Божества на нестрадательное тело, либо о мнимости страданий как таковых. В действительности, как мы уже сказали, у Господа до Воскресения было тело смертное и страдательное, в силу чего оно и страдало. Но, когда говорится, что оно могло естественно страдать, то имеется ввиду то, что страдания его зависели в конечном счете от Божественного соизволения. То есть, когда нужно было ради нашего спасения, — оно страдало, а когда нужно было, то Господь укрощал в отношении тела естественные страсти. Все это было в полной власти Спасителя. И страдание, и бесстрастие. Но до Воскресения тело сохраняло естественную безукоризненную страстность, так, что страдало, когда Того желал Спаситель, либо лишалось естественных страстей согласно Его же Божественной воле.
Касательно страданий можно подвести следующий итог; когда:
1) страдает то, что еще может страдать;
2) не страдает то, что еще может страдать;
3) страдает то, что уже не может страдать;
4) не страдает то, что уже не может страдать;
мы говорим, что (1) и (2) имеет место в отношении тела Христова до Воскресения,
(4) имеет место после Воскресения,
а (3) не имеет места ни до, ни после Воскресения.
(1 оценок, среднее: 7,00 из 7)
Загрузка...Автор публикации
