«Меж голых стен, меж четырех углов
стоит недвижно на молитве Дева.
Отказ всему, что — плоть и кровь; предел
теченью помыслов. Должны умолкнуть
земные чувства. Видеть и внимать,
вкушать, и обонять, и осязать
единое, в изменчивости дней
неизменяемое: верность Бога».
— С. С. Аверинцев
В Священном Писании к Пресвятой Деве, помимо собственно Ее имени и обыкновенного для Востока того времени «мать Иисуса», прилагаются два особых именования: «Матерь Господа» (Лк. 1:43; отсюда «Матерь Божия» [1]) и «Раба Господня» (Лк. 1:38). Итак, Мария — Мать и Раба Господня. Чудо Ее материнства — это истина догматическая; чудо Ее служения как Рабы Господней — нравственная, и потому одновременно и крайне поучительная, и более открытая для нашего 
размышления.
«Рабой Господней» называет Себя Сама Пресвятая Дева, отвечая ангелу, возвестившему волю Божью о Ней: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему» (Лк. 1:38). Эти слова представляют собой выражение совершенного, бесконечного послушания, вверения Себя Богу. В Марии, единственной из всех людей, не было вовсе не было никакой «самости», ничего «своего», что не пребывало бы в Боге. Как пишет Михаил Пселл, «ум Ее держался Бога, поскольку ничего другого, что бы владело Ее мыслями, в Ее душе не жило; тело же держалось ума, так что Она всецело жила в Боге» [2]. Еще до того, как на земле впервые прозвучали слова Евангелия Нового Завета, Она уже вполне жила его духом — духом бесконечного предания себя Богу, которого требует Христос. Именно этот дух и составлял, наверное, ключевое отличие Ветхого Завета от Нового; ветхозаветное благочестие требует посвящать Богу строго определенную часть жизни: седьмой день, начаток плодов, перворожденный скот… Все это должно было научить иудеев хотя бы понемногу учиться жертвенному послушанию, при котором человек отдает Богу уже не какую-то долю от того, что ему принадлежит, но всего себя и всю свою жизнь без остатка: «Оставь все и следуй за Мною» (см. Мф. 19:21). Иудеи, как мы знаем, урока не усвоили, и превратили заповеди Закона из ступеней, ведущих к Богу, в стенку, которой можно от Бога отгородиться. Формальным благочестием они надеялись «откупиться» от Господа, чтобы Тот не посягал на их остальную жизнь, не разрушал их уютный и привычный мир (это знакомо нам всем, не так ли?).
Не такова была Пресвятая Дева. Ее бесконечное послушание и посвящение Себя Богу были таковы, что для этого духовного стремления не существовало даже подходящих практических форм в Иудее того времени — не существовало пути служения Богу для Девы, Которая решилась из любви к Нему отказаться от всего, что составляет жизнь обычного человека. По слову св. Николая Кавасилы, до рождения Марии Бог «был сокрыт, ибо не было никого, кто бы Его явил. Когда же пришла в бытие Дева, тогда Он стал повсюду виден подобно тому, как из всех тел только через воздух мы ясно видим солнце, ибо воздух не имеет ничего такого, что бы составило препятствие глазам для восприятия света» [3]. Господь действовал в Ней и сквозь Нее совершенно свободно, поскольку Ее послушание не оставляло в Ней ни единого препятствия для благодати Божьей. Важно заметить: не будь этого послушания, не было бы и Боговоплощения. Каждый час и каждый миг с момента грехопадения Господь простирал Свою благую и спасительную волю к роду человеческому, но только в Божьей Матери Он нашел ту абсолютную покорность, без которой не могло бы совершиться величайшее из Его чудес. «Во дни творения мира, когда Бог изрекал Свое живое и мощное: “да будет”, (Быт. 1) слово Творца производило в мир твари: но в сей безпримерный в бытии мира день, когда Божественная Мариам изрекла свое кроткое и послушное “буди”, слово твари низводит в мир Творца… Потребно было Ея смиренное: “буди”, чтобы воздействовало Божие величественное: “да будет”» [4].
Такое сочетание нашей воли с волей Божественной составляет цель христианской жизни — понемногу устраняя себя, учиться во всем следовать воле Божьей, чтобы однажды закон Христов стал для нас не сводом внешних правил, а внутренней потребностью, исходящей из сердца, чтобы воля Божья сделалась нашей волей. «Благодать дает каждому почувствовать сладость небесной любви, уравновешивая тем самым сладость, порождаемую наслаждениями похоти, и возвращая человеку его свободу. Отныне человек может любить Бога чистой любовью, жертвуя ему уже добровольно свою свободу и добровольно обращая себя в ничто перед лицом благодати ради подчинения своей воли воле Божьей, иными словами, ради Божьей славы» [5]. Как говорит прп. Бенедикт Нурсийский, «с продолжением жизни в вере расширится сердце, и течение путей заповедей Господних пойдет с неизъяснимой сладостью любви» [6] — любви, которая уже не оставит в душе места для иных привязанностей. Примером именно такой любви и служит Всесвятая Дева. Собственно, именно понятие об этой любви, об этой ревности делает столь нелепыми предположения как древних еретиков — Иовиниана, Гельвидия, антидикомарианитов — так и позднейших протестантов о том, что будто бы Мария могла иметь иных чад после Христа и жить с мужем как обыкновенная супруга. «Каким образом Родившая Бога и на опыте того, что последовало, познавшая чудо, допустила бы соединение с мужем?» [7] Каким образом возлюбившая Бога до полного устранения Своей воли могла привязать Себя к земному супругу?
Чем больше человек открывается и предает себя Богу, тем больше Господь раскрывает Себя в человеке. То самое приобщение Божественным энергиям, о котором учит Святая Церковь на своих Соборах, и есть сочетание с Богом через устранение всех прочих движений мысли и воли и всецелое устремление к Нему (для чего служит и молитва Иисусова, и иные пути богомыслия [8]), за которым следует самое удивительное: по мере того, насколько христианин сочетал свою волю с волей Божьей, Господь разделяет с ним Свою славу и свое «достоинство». Богоматерь, Которая от первого до последнего часа Своей жизни ни на иоту не уклонялась от благодати Божьей, не склонялась не только ко греху, но и вообще к какой-либо «самости», разделила с Богом Его царственное достоинство во всей полноте. По слову свт. Григория Паламы, «явив на земле послушание не земное, а небесное, Она приобщилась совершеннейшего достоинства (ἀξία), верховной власти и небесного посвящения (χειροτονίας) в Духе Святом» [9]. На Ней, более, чем на ком-либо еще, исполнились слова: «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил, и сел со Отцем Моим на престоле Его» (Откр. 3:21) — кто сочетает с Богом свою волю, с тем Господь разделяет Свое Царство.
И сама смерть, в сущности, утратила над «Рабой Господней» свою власть. Ведь смерть есть не что иное, как праведное отъятие Богом той благодати, которая делала человека бессмертным; это отступление Бога от человека последовало за отступничеством самого человека («сама прежде оставившая Лучшее, [душа] справедливо бывает покинута Им» [10]). Но в Пресвятой Деве уже не было никакого отступления. Между Ней и Богом не было «разрыва», в который могла бы проникнуть смерть. И потому «гроб и умерщвление не удержали» Ее.
Путь Богоматери, путь Рабы Господней и Царицы Небесной — это единственный путь ко спасению. Как говорит свт. Григорий Богослов, «Блажен, кто ведет пустынную жизнь, не имеет общения с привязанными к земле, но обожил свой ум. Блажен, кто в общении со многими не развлекается многим, но преселил к Богу всецелое сердце» [11] — и в мирской, и в монашеской жизни нельзя достичь блаженства, не «преселив к Богу сердце», не стремясь к послушанию и не предавая свое «я» в волю Господню. В лице Марии христианам оставлен совершенный пример такого послушания; в истории Ее Успения — образ той награды, которой это послушание венчается. Остается лишь подражать ему — единственная заповедь, которую Писание оставило нам от Всесвятой Девы, именно такова: «Что скажет Он вам, то сделайте» (Ин. 2:5).
_______________________________
[1] В Лк. 1:43 видел основание для именования Девы Богородицей, в частности, сам свт. Кирилл Александрийский: «Итак, родившая Господа – несомненно Богородица. Так ее приветствовала и матерь блаженного Крестителя, движимая Духом Святым: “Исполнися бо, — говорит, — Духа Свята Елисавет, и возопи: благословена Ты в женах, и благословен плод чрева твоего. И откуду мне сие, да прииде Мати Господа моего ко мне” (Лк.1:41–43). Кто же до такой степени обезумел, что вместе с Евангелием не хочет именовать Святую Деву Богородицею?» (Кирилл Александрийский, свт. Слово против тех, которые не хотят исповедывать Св. Деву Богородицею, 23 // Богословский Вестник. 1915. № 4. Т. 1. С. 684)
[2] Михаил Пселл. Слово на Благовещение, 5 // Богословские сочинения. СПб., 1998. С. 57
[3] Николай Кавасила, св. Слово на Преславное Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, 17 // Христос, Церковь, Богородица: богословские труды св. Николая Кавасилы. М., 2007. С. 343
[4] Филарет Московский, свт. Слово 23: В день Благовещения Пресвятыя Богородицы // Слова и речи. М., 1874. Т. 2. С. 64-65
[5] Павел Хондзинский, прот. «Церковь не есть академия»: русское внеакадемическое богословие ХIХ века. М., 2017. С. 405
[6] Венедикт Нурсийский, прп. Устав // Феофан Затворник, свт. Древние иноческие уставы. М., 1892. С. 594
[7] Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение православной веры, 4.14 // Источник знания. М., 2018. С. 347
[8] Так, например, св. Николай Кавасила говорит о непрестанном помышлении о Христе как о своего рода «аналоге» молитвы Иисусовой для мирян. См.: Николай Кавасила, св. О жизни во Христе, 6.63-67 // М., 2006. С. 112-113).
[9] Gregorius Palamas. Homilia 37.7: In Dormitionem // PG. 151. Col. 465
[10] Григорий Палама, свт. Сто пятьдесят глав, 39. Краснодар, 2006. С. 80
[11] Григорий Богослов, свт. Стихотворения богословские, 12: Блаженства и определения духовной жизни // Творения. СПб., 1912. Т. 2. С. 49-50
(Пока оценок нет)
Загрузка...Автор публикации
