Автор: К. Г. Шахбазян
Мы ознакомились с интервью доцента богословских кафедр сразу двух Духовных Академий: кафедры богословия Московской Духовной Академии и кафедры богословских дисциплин Сретенской Духовной Академии — священника Антония Борисова — под названием «Залог христианского оптимизма»[1]. Сразу скажем, что с основной мыслью: залогом христианского оптимизма является Воскресение Христово — невозможно не согласиться.
Но с некоторыми другими мыслями, высказанными свящ. Борисовым, согласиться нельзя категорически. Например, он, сразу после того, как исповедует Воскресение «краеугольным камнем христианства», говорит:
«Можно по-разному себе представлять это Воскресение».
И речь идет отнюдь не о каких-то малозначащих деталях. Свящ. Борисов в это разнообразие возможных представлений включает даже докетическое, заключающееся в том, что Христос и Спаситель, поскольку «воплощения как такового не было, поэтому и Воскресения телесного не понадобилось», «воскрес каким-то духовным образом». Но все-таки… Все-таки и это представление не отменяет ценности Воскресения:
«Но все-таки Воскресение Христово — это залог того удивительного христианского оптимизма, который христианство, как относительно новая вера, принесло человечеству в целом».
Вероятно, буквальное понимание воплощения Бога Слова не абсолютно обязательно, на взгляд свящ. Борисова, еще и потому, что и само Воскресение «можно» понимать по-разному, ибо и «отношение к смерти в святоотеческой традиции разное».
Оказывается,
«Есть прогреческая святоотеческая позиция, говорящая о самостоятельном разумном существовании души после смерти тела. О том, что душа продолжает некоторым образом осознавать реальность вокруг себя. И есть сирийская традиция, которая говорит о сне души после смерти тела, что души проснутся только при Втором пришествии Христа. Это тайна, конечно. Но в традиции Церкви есть правило молиться за умерших, за то, чтобы Господь простил грехи, даровал блаженную участь загробную».
Свящ. Борисов не называет святых отцов «сирийской традиции», которые бы так учили. Возможно, просто потому, что у него под рукой не было книг. Но мысль, им высказанная, не нова. Например, в статье В.А. Баранова, со ссылкой на исследование Робера Бёлэ[2], говорится, что учение о «сне души» встречается у Афраата, Ефрема Сирина и «авторов Церкви Востока»: Нарсая, Бавая Великого, Дадишо Катрайи и других[3]. К данному в обзоре Бёлэ списку автор добавляет еще и прп. Исаака Сирина. Отметим, что из всех упомянутых к числу свв. отцов можно отнести лишь свв. Ефрема и Исаака. Поэтому прежде всего попытаемся увидеть, насколько обоснованно представление о наличии учения психопаннихизма именно у них. В.А. Баранов цитирует слова прп. Исаака:
«Не огорчайся, что много лет пребудем мы в этом тлении смерти под землей, пока не наступит конец мира. Смерть нетяжела для нас, ибо продолжительность нашего сна во гробе подобна сну в течение одной ночи. Ибо вот, премудрый Создатель сделал даже смерть легкой, чтобы мы вовсе не ощущали ее тяжесть. Пока мы не прошли через нее, она тяжела для нас, но после смерти мы не почувствуем никакого ощущения тления или разложения нашего состава, но, словно после сна в течение одной ночи, мы пробудимся в тот день, как будто мы с вечера легли спать, а теперь проснулись. Столь легким будет для нас долгий сон в могиле и продолжительность лет, проведенных в ней»[4].
Без сомнения, смерть в данном тексте[5] уподобляется преподобным сну. Однако идет ли речь о смерти как именно сне души? Нет, смерть здесь уподобляется сну живого — не умершего, не усопшего — человека, состоящего из души и тела. А понимание смерти как сна, именование умершего усопшим, свойственно и традиции, довольно оригинально охарактеризованной свящ. Борисовым как «прогреческая». Если можно сказать, что этом состоянии душа человека не «чувствует никакого ощущения тления или разложения нашего состава», то сказать, будто, согласно тексту приведенной цитаты, душа лишена «самостоятельного разумного существовании», можно только если не знать учения прп. Исаака о духовном житии человека при жизни и даже по воскресении:
«Житие духовное есть деятельность без участия чувств. Оно описано отцами. Как скоро умы святых приемлют оное, отъемлются от среды созерцание вещественное (ипостасное) и дебелость тела, и созерцание делается уже духовным. <…> Это есть то высокое состояние при наслаждении будущими благами, какое дается в свободе бессмертной жизни, в жизни по воскресении»[6].
Таким образом, следует сделать вывод: у прп. Исаака нет ни учения о сне души, ни учения о некоем бессознательном существовании души после смерти человека.
Также нет учения о сне души и у прп. Ефрема Сирина, которому это учение приписывает научный редактор сайта Богослов.ру А.Д. Макаров с статье «Загробная участь души в богословии Церкви Востока от Татиана Сирийца до Исаака Сирина»[7]. Автор, полагая, что прп. Ефрем говорит о сне души, цитирует его слова:
«Упокоеваются они, умирая на время, как вечером после трудов, и как после сна восстанут из гробов и облекутся в славу»[8].
Странно, что автор не замечает: прп. Ефрем говорит не о душах, а о людях. Так же, как и в вышеприведенном примере из прп. Исаака, смерть уподобляется сну человека, а не сну души. Если же говорить о «самостоятельном разумном существовании души после смерти тела», то взгляд прп. Ефрема ничем не отличается от взгляда «прогреческих» отцов:
«Душа их [усопших] живет и мыслит; Творец блюдет ее в Едеме, а тело их хранится в земле»[9].
Итак, свящ. Борисов ошибается, когда говорит, о якобы присущем святым отцам сирийской традиции учении о сне души. Остальные, перечисленные нами либо не принадлежат лику святых Православной Церкви (Татиан, Афраат), либо — и вовсе еретики-несториане (именно они и составляют так называемую Церковь Востока). Однако и среди этих авторов трудно найти отчетливо выраженное учение о сне души, тем более в смысле невозможности душе после смерти человека быть разумно существующей. Интересно, чтό В.А. Баранов (на статью которого ссылается А.Д. Макаров в Заключении), пишет о несторианском патриархе Тимофее — богослове, у которого, по словам В.А. Баранова, учение о сне души получило «наиболее подробную разработку»[10]. Тимофей учит,
«что только разумность и воля относятся собственно к душе, остальные же способности (такие, как раздражительность или вожделение) относятся к душе в ее союзе с телом, и поэтому после смерти она остается в состоянии, которое Тимофей сравнивает с состоянием человеческого плода в утробе матери, ограниченного в своих движениях и ощущениях. Так, души умерших лишены всех ощущений, связанных с телесными функциями, а также деятельных функций, опять же связанных с участием тела»[11].
Отсюда понятно, что даже несториане не учат таким образом, который почитается свящ. Борисовым допустимым. Да, души умерших не испытывают чувственных ощущений, которые возможны, когда душа соединена при жизни с телом. Однако разумности душа не утрачивает даже в богословии еретиков!
А уж учение Церкви доцент-богослов обязан знать и именно его почитать как обязательное. Согласно учению Церкви, души умерших не пребывают в бессознательном состоянии, но ни мучение, ни блаженство для одних лишь душ невозможны вполне до телесного воскресения человека:
«Веруем, что души умерших блаженствуют или мучатся, смотря по делам своим. Разлучившись с телами, они тотчас переходят или к радости, или к печали и скорби; впрочем, не чувствуют ни совершенного блаженства, ни совершенного мучения; ибо совершенное блаженство, как и совершенное мучение, каждый получит по общем воскресении, когда душа соединится с телом, в котором жила добродетельно или порочно» (Исповедание Иерусалимского собора 1672 г., известное также как «Послание Восточных патриархов» 1723 г.).
Добавим, что свящ. Борисов имеет и собственное представление о посмертной участи человека. Страх Божий он понимает исключительно как опасение испытать «неловкость» пред Богом. А адские муки понимает согласно сказанному интервьюером:
«Многие из отцов считают, что ад – это не огонь, сковородки и прочая, прочая… Ад – это остаться без Него. Ты перешел в мир иной, а там – вакуум, и нет никого, нет света, ты один. Если мы не работаем над умением общаться с Господом, умением Его слушать и слышать, мы оказываемся в этом вакууме? Это может быть нашим личным адом?»
При этом свящ. Борисову даже не представляется важным обсудить, насколько многие отцы считали, будто ад — это не огонь, а одиночество (может быть, собеседница почитает во святых свящ. Павла Флоренского или митр. Иоанна Зизиуласа, у которых можно найти подобное?). Ему важно собственное мнение. Он еще готов подтвердить такой взгляд «гениальной интуицией» Дантова «Ада» (хотя читавший Данте читатель может предположить, что свящ. Борисов сослался на «Ад» без страха испытать неловкость или потому, что не читал текста, или потому, что надеется: никто из читателей не читал и не прочтет), но только не на отцов.
Пару раз, впрочем, он упоминает и свв. отцов. Например, говоря об обожении как главной цели в христианстве, приводит фразу свт. Афанасия Великого: «Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом». При этом он замечает, что мысль о примирении человека с Богом «второстепенна». То есть читатель не узнает ни о примирении человека с Богом, ни о примирении Бога с человеком через искупительную жертву Христа[12] как необходимых этапах для достижения обожения. Сказав о Христе «на земле родившемся, жившем, умершем и воскресшем», свящ. Борисов ни словом не обмолвился о том, что Христос крестной Жертвой Своей открыл путь к обожению именно через примирение[13]. Не узнает читатель и о необходимости таинства Крещения — первого шага человека в примирении с Богом. Не узнает и о необходимости таинства Покаяния. И — что вовсе удивительно — сказав о цели христианина «быть с Христом», свящ. Борисов ни слова не говорит о Евхаристии, в которой эта цель и достигается! О Таинствах и о благодати Божией как Его обращенному к нам и в нас действию, соединяющему нас с Ним, свящ. Борисов не говорит ничего. Говорит о другом:
«Устремление вверх всегда сложно. Но не менее сложно балансировать на горизонтали, потому что я несовершенен. Меня перекашивает то в одну, то в другую сторону. И люди, с которыми я взаимодействую, которых я стараюсь любить, иногда ведут себя так, что кажется, что они не заслуживают моей любви. Они неблагодарные, невнимательные и не должным образом реагируют на мой дар любви. Поэтому что вверх тяжело идти, что в горизонтали очень тяжело. Когда и вверх нужно стремиться, и что-то вокруг себя делать – это и есть жизненный крест христианина. От этого никуда не деться».
Никакой помощи от Бога здесь как бы и не предполагается. Возникает впечатление, что речь идет о «христианском» мире, реальный доступ в который Богу закрыт. Разве что — в качестве Образца, поскольку «спасение состоит в уподоблении Христу».
Что сказать?…
На вопрос: «А вере в Бога можно научиться?» — свящ. Борисов отвечает:
«Да, с одной стороны. Апостол Павел прямо пишет: Сие не от вас, но Божий дар (Еф. 2: 8). Это дар, который предназначен всем. <…> В христианстве этот дар веры предлагается всем. Но объективно существующий дар Божий требует нашего субъективного ответа на него».
Свящ. Борисов проигнорировал другие слова св. ап. Павла о вере — «от слышания». А было бы полезно вспомнить, отвечая на вопрос о возможности вере научиться. Уместно вспомнить сказанное об этой вере прп. Иоанном Дамаскиным:
«…есть вера от слышания (Рим. 10:17). Ибо, слушая божественные Писания, мы верим учению Духа. Вера же эта обретает совершенство через все, что законоположено Христом: веруя делом, живя благочестиво и исполняя заповеди Обновителя нашего. Ибо кто не верует согласно с преданием кафолической Церкви или кто через постыдные дела имеет общение с диаволом, тот неверен»[14].
То есть, к сожалению, сказать мы можем только одно. Ни сам доцент-богослов не верует согласно с преданием Кафолической Церкви, ни, соответственно, научить православной вере не может.
________________________________
[1] https://monastery.ru/zhurnal/bog-i-chelovek/zalog-khristianskogo-optimizma/
[2] Beulay R. L’enseignement spirituel de Jean de Dalyatha, mystique syro-oriental du VIHe siecle. P., 1990. P. 492-510. Русский перевод: Бёлэ Р. Безвидный свет. Введение в изучение восточносирийской христианской мистической традиции. М.: Познание, 2021. С. 392
[3] Баранов В. А. «Ангелы в облике святых»: сирийская традиция в Константинополе. // Преподобный Исаак Сирин и его духовное наследие. М.: Общецерковная аспирантура и докторантура им. свв. Кирилла и Мефодия, 2014. С. 326.
[4] Баранов. 2014. С. 325—326.
[5] Исаак Сирин, прп. О божественных тайнах и о духовной жизни: Ново-открытые тексты / Пер., прим., предисл. и послесл.: митр. Иларион (Алфеев). СПб., 2006. С. 82.
[6] Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2008. С. 468.
[7] https://bogoslov.ru/article/6021703
[8] Ефрем Сирин, прп. Надгробные песнопения. На кончину епископа // Творения. М., 1995. Т. 4. С. 366.
[9] Там же.
[10] Баранов. 2014. С.326.
[11] Там же. С. 326—327.
[12] См., напр.: «Бог отринул нас, когда мы, изначала не блюдя заповедь [Его], показали себя недостойными общения с Ним лицом к лицу. Низложил же нас, когда вследствие нашей порочности изгнал с высоты райской славы. Разгневался, когда в отмщение и наказание за нашу порочность предал каре смерти. А ущедрил нас, когда через Единородного Сына Своего, воплотившегося Бога Слова, принявшего на Себя все наши долги, искупил нас от смерти и вновь возвел к славе Своей» (Максим Исповедник, прп. Творения / пер., вст. статья и коммент.: А. И. Сидоров. М., 1993. Т. 1: Богословские и аскетические трактаты. С. 169).
[13] См., напр.: «…была нужда в Жертве, примиряющей нас с Высочайшим Отцем» (Григорий Палама,свт. Беседы / Пер.: архим. Амвросий (Погодин). М., 1994. Т. 1. С. 163.
[14] Иоанн Дамаскин, прп. Источник знания // Творения. Пер. и коммент.: Д. Е. Афиногенов и др. М., 2002. С. 295—296. Выделение в цитате наше — Авт.
(Пока оценок нет)
Загрузка...Автор публикации
