1380

Добрый если и служит, свободен,

а злой хотя бы царствовал, есть раб,

 и притом такой, у которого не один

господин, а столько господ,

сколько пороков.

Блаженный Августин

Утреннюю тишину нарушил одинокий ворон. Он камнем упал вниз с высоты и у самой земли, сделав пару взмахов крыльями, вновь воспарил над холодным полем. Дурной знак.  В преддверии пиршества из останков человеческих тел ворон не спешил улетать. Придётся подождать, чёрный ты дьявол. Твоё время ещё не пришло.

Помню, как запах сырой увядающей травы с каждым новым вздохом напоминал о наступившей осени. Тяжёлые тучи закрыли солнце, оставив нам пасмурное недоброе утро. Сердца наши бились как одно и мы знали, что этот день будет переломным моментом в истории Руси. Боялись ли мы? Конечно. Страх перед боем не есть слабость. На протяжении всего жизненного пути воин учится не подавлять в себе страх, а управлять им. Несмотря на прожитые годы, я не смог до конца обуздать это чувство. И тогда, стоя плечом к плечу со своим братом, как стояли тысячи других русских воинов, выступившие на защиту родной земли, я очень боялся, что старуха с косой придёт за ним раньше, чем за мной.

– Ой! – воскликнул брат. – А свежо-то как! А ну, давай за мной!

 И я бежал за ним. Детские босые ступни тонули в приятной прохладе утреннего тумана, которому совсем скоро было суждено раствориться в утренних лучах восходящего солнца. Счастливые и беззаботные, мы, словно птенцы, не умеющие летать, открывали что-то новое для себя каждый день.   

– А ну, Родька, давай домой! Зови брата! – послышался голос матушки.

Она уже приготовила нам то, что мы очень любили. Как ошпаренные, мы бежали обратно в избу, чтобы снова ощутить приятную сладость парного молока.

– Пейте-пейте, – говорила матушка, разливая новую порцию, – растите большие и живите согласно заповедям Христовым, сыны мои.

 Вот уже более пятидесяти лет мы с моим братом Александром следовали наказу матушки. В юном возрасте мы начали обучаться ратному делу и приобретали первый боевой опыт.  Представляя себя могучими воинами, сражались друг с другом на деревянных мечах и палках, совсем не подозревая, что истинная сущность железа, приносящего смерть, откроется нам лишь спустя годы. Александр преуспел в ратном деле больше, чем я, но сказать, что Бог обделил меня силой, не могу. С возрастом мы становились сильнее как телом, так и духом. В делах сложных полагался я на мудрость брата своего, чей совет помогал поступать правильно. Надёжное плечо всегда было рядом, когда враги вновь грозились снести наши головы с плеч. Богатый, но в то же время такой быстрый, мимолётный жизненный путь был пройден нами. Пусть у каждого свой, но ощущение родства кровного не покидало нас никогда.   Не знающие поражений меч и копьё в наших руках вносили всё больше и больше побед в копилку кровопролитных сражений. На ногах ли, на коне ли – равных нам не было. Когда волосы припорошила седина, а в глазах нашёл отражение жизненный опыт, тело не утратило былой мощи, а скорее наоборот: закалённое в боях, стало ещё крепче и сильнее, готовое отразить новый натиск врагов.

Туман выдался особенно густой. Он непроглядной пеленой расстилался по земле, так что ни на сажень впереди ничего не было видно. Тишина. Можно было бы подумать, что мы здесь одни, ведь не слышно ни единого шороха, ни звука, лишь тот самый ворон, почуяв скорое лакомство, кружил над нами и уже начал призывать своих собратьев. Неровное прерывистое дыхание – вот что выдавало огромное нечеловеческое волнение в душах каждого из нас, будь то ратный или крестьянин. Именно эти мучительные минуты ожидания медленно убивали своей неизвестностью. Что ждёт нас? Победа? Смерть и порабощение детей, жён, матерей? Отдать жизнь на поле боя не страшно. Страшно – если это окажется бессмысленным.  Никто не знал, чем закончится день. Слёзы родных и близких остались далеко за спиной. Впереди нас ждал только бой.

Сколько раз мы с Александром наблюдали, как уже старенькая наша матушка, провожая нас из дома, тихо плакала и молилась, стоя на коленях перед иконой Святой Богородицы. Для неё мы оставались всё теми же малышами, бегающими по летнему лугу на рассвете, и хочется верить, что такими мы и остались у неё в сердце, когда Господь Бог прибрал её.  Священный поход должен был положить конец прошлой жизни.  Ради наших детей, ради нашего будущего стояли призванные воины в то осеннее утро, ожидая неминуемой битвы. Мы всматривались в безжизненный туман, пытаясь разглядеть врага, но ничто не выдавало в нём присутствия нескольких тысяч вражеских воинов. Белая мгла надёжно скрывала их от нас, словно каменная  стена: неприступная, но совершенно бессильная перед внезапно появившимися лучами утреннего светила, несущего нам начало нового, возможно, последнего дня.

Я хорошо помню оживление в наших рядах, когда мы вдруг услышали едва различимый лязг сабель и недовольное фырканье боевых коней.

– Ну вот и всё. Началось, – вдруг прошептал молодой парень в кожаном жилете.

– Пока ещё нет. Не бойся, Ваня, – ответил ему седовласый старец, стоящий рядом. – Господь милостив. Поможет нам.

Телом и душой я ощущал внутреннее напряжение каждого воина русского, будь то муж бравый или юноша. Я видел глаза их, полные ненависти к врагу своему, и в то же время не менее полные страха. Не страха перед врагом, нет. Страха за то, что Бог даровал только одну жизнь и возможность умереть за правое дело всего один раз, чего в предстоящем сражении будет ничтожно мало.

– Успеть бы порубать этих гадов побольше, когда Господь сподобит забрать к себе, – произнёс мои мысли вслух кто-то из первых рядов.

Будто услышав это, фырканье и ржание коней по ту сторону тумана усилилось, добавив к нерусской брани вражеских воинов громкие выкрики особенно ярых всадников. Уже несколько воронов стали кружить над полем.

Помню наш с братом разговор, состоявшийся в родном доме несколько лет назад. Тогда, как и сейчас, он был сильно озабочен навязанными обязанностями новой власти. Не в силах свергнуть правящий режим, он принял решение, которое я не мог не поддержать.

– Ты помнишь, что нам матушка говорила, брат мой? – тряс меня за плечи Александр. – Ты ведь помнишь?

Конечно, я помнил. Я свято чтил её наказ жить по совести согласно заповедям Христовым.

– Помню, брат мой, помню, – ответил я, ощущая на плечах  крепкие как сталь руки брата.

– В таком случае ты примешь моё решение. И надеюсь, разделишь.  Не могу я больше служить антихристам этим и не буду!

Я знал, о чём тогда он говорил мне и прекрасно понимал, кого называет антихристами.

– Я ухожу, – выдохнул могучей грудью брат. – Ухожу на службу к Преподобному Отцу.

– Как же Князь? – тихо спросил я, понимая, что уйти просто так, возможно, не получится.

– Завтра поутру и пойду, – ответил Александр, тихо опускаясь на деревянный стул. – Просить отпущения грехов буду.

 Преподобный нас принял как родных. Сменив тяжёлые стальные доспехи на монашеское одеяние, мы приняли чин с новыми именами.  Служение Богу есть своего рода отречение от дел княжеских, которые во благо земли нашей сделаны были, но по локоть измазанные руки в крови тянули душу куда-то вниз, в объятия Дьявола, способного очернить душу нашу.  В попытке уйти от действительности и очиститься от грехов, мы всецело отдались служению Богу, дабы не оставаться больше на службе у Князя, который сам находился в подчинении врагов.

 И всё-таки я надеялся вновь обхватить рукоять смертоносного оружия и прогнать вражью чернь прочь. Я и не подозревал, что совсем скоро мне представится такая возможность.

Солнце уже обнажило свои первые лучи, не предвещающие ничего, кроме начала тёплого ясного дня. Утренний туман начал терять свою силу, явив свету силуэты пеших вражьих воинов с кривыми длинными саблями и стоящей за ними тьмы конницы. Раскатистые крики чужеземной речи короткими отголосками доносились до нас, но всё же не смогли посеять панику в сердцах братьев.

Глаза мои искали его. Я пытался найти того могучего воина, о котором столько разговоров и слухов ходило по земле русской. Может быть, он? Или вот этот? Слишком далеко. Не видно. Будто предчувствуя смертный бой, туман не спешил столкнуть воинов лицом к лицу. Он нехотя отрывал от себя белые лоскуты и прижимал их к мокрой земле, скрывая от наших глаз многотысячные войска. Каждый из пришедших знал, что уйти нельзя, да и некуда. Мосты через реку, которую десять дней назад форсировало всё наше войско, были сожжены.

– Говорят, он двое сажень ростом, – сказал кто-то позади.

– А ты его видел сам-то, Фёдор? Ну-ка, перестань, говорю, смуту сеять! – отозвался мой близкий друг кузнец Илья.

– Все мы люди, и бояться нам нечего, – добавил бородатый воин, смиренно ожидавший боя смертного.

– А ты сам-то не боишься совсем что ль? – спросил вдруг некто из соседнего ряда. –Народ сказывает, не человек он вовсе, а бесноватый. Говорят, силу зверя в себя пускать может, потому и равных в бою ему нет, так-то.

Подобные слухи уже давно сотрясали народ православный, обрастая всё новыми сказаниями, доселе не виданными. Кто-то считал таинственного непобедимого воина выходцем из Тибетских гор, освоившим древнюю практику боевой магии. Люди постарше видели в нём не бесноватого, а обыкновенного человека, случайным образом не знавшего поражений в поединках. Женщины и старики вовсе не хотели говорить о враге страшном, дабы не накликать беду на селение родное. Слухи расползались, как чума, по деревням и городам русским, проникая в каждую избу, и вот уже детишки выдумывают новые небылицы про воина чёрного. Говорили, страшное проклятие на воине том, помогающее ему противника одолевать одним движением руки. Народ шептался, якобы демоны и бесы своей силой могущественной помогают ему удар держать, вселяясь в тело человеческое на время боя страшного. Получеловек-полубес силой потусторонней обладает, и нет смерти ему на земле нашей грешной. Бессмертие есть плата за такую услугу от сил тёмных, которые и заберут душу его после гибели тела живого в обители свои подземельные. Считалось, что чёрный воин не способен умереть от руки смертного. В сказания такие верилось с трудом, но тем не менее пока ещё никому не удалось одолеть его. 

 

Толпа вражья волновалась всё сильнее. Сейчас побегут, ринутся в атаку, махая кривыми саблями с криками дикого зверя, затем тьма грозной конницы выступит вперёд. Сеча предвещала быть кровопролитной и беспощадной. Из беснующейся толпы воинов и конной черни вдруг отделился один всадник и поскакал к полкам нашим.

– Глянь-ка, резвый какой, – подметил богатырь, стоящий впереди. – Разговаривать хочет, пёс.

Вот тёмный силуэт превратился в чёрного, как смоль, жеребца, совсем не ощущавшего веса всадника на себе. Тогда я ещё не знал, что за весть принёс воин вражий в полка наши, и что через несколько мгновений Княжич примет предложение первого поединка лучших воинов с обеих сторон.

– Быть по сему, – ответил он. – Ваш лучший всадник против нашего.

Гонец устремился обратно, когда до меня долетел окрик земляка моего с родной земли Брянской Гордияна:

– Андрей, Княжич кличет! Поди быстрее!

– Ответ тебе держать перед землёй русской, – сказал мне Князь, глядя прямо в глаза. – Бой ты примешь честный с воином сильным и быть победителем в битве за Русь сегодня тому, чей всадник победу одержит.

Он смотрел на меня тем же взглядом, каким смотрел на Преподобного Отца, когда пришёл к нему просить Благословение Господне на бой решающий. Помню, с Александром стояли мы поодаль.

– Прежде чем благословить тебя, позволь спросить, – говорил Преподобный. – А всё ли ты сделал, чтобы избежать крови той, что пролита на землю русскую? Всё ли ты сделал, чтобы отцы и сыны домой вернулись к семьям родным, к матерям и жёнам?

– Да, всё что мог, я сделал, – ответил Князь земли Московской. – К битве решающей готовясь, известил я всех Князей, дабы объединить силы русские для боя последнего. Отдадим жизни свои за свержение врага. Не будет он больше землю нашу топтать сапогом своим поганым!

Святой отец одарил его знамением крестным и тихо сказал:

– Победишь ты врагов своих.

 

Я будто услышал эти слова вновь, когда Княжич говорил мне о предстоящем поединке и о важности боя смертного. «Победишь ты врагов своих». Бог создал нас по подобию своему, значит, есть и в каждом человеке частица Божья, что несёт в себе веру и правду за Землю Родную. «Победишь ты врагов своих». Отдать жизнь в бою за Русь Святую я был готов. Готов был каждый раз, когда враг наступал, а смерть ходила по пятам, чтобы увлечь душу в царство мрака и тьмы.

То утро, уничтожившее ещё недавно густой молочный туман, жаждало крови, поединка двух самых опытных и сильных воинов, за спинами которых товарищи по оружию и духу будут наблюдать за боем смертным. Наконец, увидим мы воина чёрного, магией смертельной обладающего, чье копьё три сотни раз не знало поражений. Триста русичей могучий всадник вражий поверг в бою равном. Вот и столкнёмся с ним лицом к лицу, и падёт он. Падёт от копья моего, как падёт любой другой, кто вступит на Русь Святую с намерениями злыми.

– Подожди, Княже, – услышал я родной голос. – Не тягаться брату с богатырём тёмным. Я пойду.

Александр молча положил руку на плечо и от слов, им произнесенных, от страха за кровь родную, вдруг стало жарко в груди, сердце больно обожгло. Я знал, что Князь примет брата предложение, ведь равных в бою не было ему. Даже я не смог бы совладать с братом, будь он на стороне вражьей. «Живите по совести согласно заповедям Христовым», – вдруг заговорила в сердце давно усопшая матушка, от чего слеза мужская без стыда скатилась вниз по небритой щеке.

– Ну как же так, брат?! – попытался я его остановить. – Княжич меня позвал. Мне принимать бой смертный, мне за землю отчую стоять!

Перед глазами вмиг пронеслась ужасная картина, как брат мой Александр падает под ударом страшного воина. Вот он мёртвый лежит недвижим. Смерть костяной рукой своей волочёт его прочь, радуясь, наконец, совершенному деянию своему. А он почему-то всё тот же малыш из детства, с которым вместе бегали по росе, всё тот же мальчик, который кричит мне:

–А ну, Родька, давай быстрее! Что ты там мешкаешь?

Старуха с косой увлекает малыша за собой, несмотря на слёзы его брата, оставшегося в рядах воинов русских.

– Мой это бой, – тихо сказал Александр. – Мой это крест. Погибнет воин вражий, слово тебе братское даю, тебе и всем братьям нашим. Живи по совести согласно заповедям Христовым.

До сих пор у меня в ладони осталось крепкое его рукопожатие, которое забуду я едва ли спустя долгие годы. Затем он обнял меня со словами:

– Если не вернусь, прими прощение, брат мой!

Он вдруг вскочил на коня своего и помчался вдоль переднего края полка стройного. Я слышал, как он кричал что-то и воодушевленные воины в ответ на это поднимали мечи и копья. Доспехи и щит его, словно крылья ангельские, заблестели от рассвета красного, подобно свету Божьему, с небес спустившемуся.

– Прощай, – ответил я уже шёпотом, не в силах отпустить из сердца кровь родную на бой смертный.

Чёрная тьма врагов вновь взволновалась. Некоторые отдельные воины в лёгких доспехах, словно пчёлы, сгрудились в одну кучу, окружив того, кто медленно шёл вперёд, словно ладья по волнам плывущая. Брань и ругань сменились на монотонный гул. Сомнений не было. Они выкрикивали его имя. Имя того, чей меч и копьё ведомые были рукой самого Дьявола, чья душа повязана кровным договором с силами Тьмы. Это был он – бесноватый воин, считавшийся непобедимым. Словно речные волны разбежались толпы пеших воинов, освобождая путь своему лучшему богатырю, чья победа в бою, по их разумению, принесёт победу и всему войску.

Я не могу сказать, что за прожитые пятьдесят лет я не боялся смерти. Каждый раз, будучи на поле боя, я искренне верил в праведность дел своих, сокрушая врагов, с мечом на землю нашу пришедших. Не раз я видел, как смерть пыталась зацепить меня своей косой и увлечь под землю, но не давался я. Как и брат мой верный Александр, Богом защищённый, стоял я на пути врагов, подобно мощному щиту. Я ждал появления воина чёрного без страха в сердце, знал – повержен он сегодня будет.

Вражий воин не оправдал моих ожиданий, когда его конь вдруг вышел из толпы. Он превзошёл их. Я видел много славных могучих и сильных всадников, способных пронзить сразу троих своим копьём, но этот был способен на большее. Бравый конь гордо выступил из тьмы чёрной, неся на себе поистине огромного человека. Копьё было невиданной до той поры длины.  Доспехи плотно прилегали к сильному телу, и только пар, густой словно туман, распространившийся вокруг тяжёлого шелома всадника, выдавал в нём присутствие духа живого. Он был страшен. Все те слухи и легенды, словно зараза разлетавшиеся по селениям русским, обретали вполне реальные очертания.

Александр промчался вдоль стройных рядов со словами, которые так и остались в моём сердце навсегда.

– Братья! – взывал он. – Пришла пора испить нашу чашу!

Конь вдруг резко встал на дыбы, и комья земли сырой клочьями полетели вниз с задранных воздух копыт.

– Пусть это место станет нам могилой во имя Христово!

Восторженные отклики воинов русских громким эхом раскатились по полю. Тысячи поднятых копий и мечей ярко зардели на солнце, подавая морозному воздуху холодный металл.

– Этот воин, – он указал в сторону вражьей черни, – ищет равных себе! И сегодня утром он его нашёл! Во имя Господа Бога нашего падёт он под копьём русским, и не бывать врагу больше на земле отцов и матерей наших!

Ответ тысяч душ русских не заставил себя долго ждать. Подобно раскатам грома в самую страшную грозу, раздались полки громкими возгласами, воодушевляя брата на поединок. Я уже не понимал, что чувствую в душе. Страх за смерть родного человека затмил рассудок, но потом вдруг пропал, уступив место чувству гордости за брата и сторону свою родную.  Это и придало мне сил сдержаться и не выйти вместо Александра на бой с богатырём тёмным, чьё имя всё громче выкрикивали на противоположной стороне.

Дерись, брат мой, дерись за нас за всех!

Он развернул коня и медленно двинулся вперёд. Я видел, как насторожился Александр, когда его конь выступил навстречу врагу. Сказать, что он испугался, я не могу. Не пристало Русичу перед врагом прогибаться, будь он кем угодно, даже бесноватым. Всадники медленно приближались друг к другу, сокращая расстояние для последнего разбега, после чего всего один удар может решить всё.

Я слышал только собственное сердце. Гул наших полков превратился в беспорядочный монотонный шум, подобно пчелиному рою. Напряжение нарастало с каждым новым шагом коня Александра, чьи копыта вязли в мокрой от утренней росы траве. Время для меня замедлялось, и вот-вот оно остановит свой бег, вражеский конь замрёт на месте с поднятой вверх ногой, чёрные вороны прекратят свой глумящийся полёт, повиснув в воздухе чёрными точками и не успев сообщить собратьям о неминуемом пиршестве. Это мгновение навечно поселится во мне, разделяя жизнь на две половины. Мне хотелось, чтобы так оно и было, чтобы время остановилось, заглушив тем самым душевную боль за родного брата.

Вдруг конь Александра встал на месте. Брат молча смотрел вперёд и не двигался. Что произошло? Почему ты не идёшь, брат мой? Иди же, дерись с ним! Победишь ты врагов своих! Живите по совести согласно заповедям Христовым! Неужели дрогнул брат мой, неужели испугался? Да быть того не может! Но Александр быстро развернул коня и помчался обратно, оставляя чёрного богатыря далеко за спиной.

– Вот вам, дети мои, оружие нетленное, – произнёс Преподобный, указывая на схимы Архангельского образа. – На груди нашито знамение воина Христова – Крест Господень.

 Это было сказано им, когда мы пришли благословение просить на битву последнюю. Преподобный перекрестил нас со словами:

– Быть вам, богатырям, воинами-иноками, чьё сердце сохранит одеяние сие, крепче кольчуги кованой. Да будет вам оно вместо щитов и доспехов крепких!

Это случилось после того, как Князь смиренно просил двух самых сильных иноков на битву с врагом отправить. Искусными воинами мы в прошлом славились, и решено было выбрать нас. Схима стала священным одеянием для боя последнего. С Христом в сердце пошли мы на поле то, чтоб врага сразить за Веру Православную.

– Мир вам, возлюбленные о Христе братья! Мужайтесь, яко доблии воины Христовы! Приспело время вашей купли.

С такими словами Преподобный отпустил нас, и мы, искреннее помолившись Господу Богу, отправились в путь. 

Помню хижину отшельника, попавшуюся по дороге, невзрачную и покосившуюся. Старик принял нас с братом радушно, поил чаем на травах собственного сбора. Не могли мы не заметить в углу икону Пресвятой Богородицы с зажжённой перед ней лучиной. Хозяин оказался глубоко верующим и близким нам по духу человеком. Настолько он понравился Александру тогда, что решил брат оставить в дар ему посох свой, который сделал сам из яблоневого дерева.

– Прими в дар посох мой, – сказал он, отдавая его старику, чему тот был безмерно рад.

 Старец перекрестил нас и уже в спину кричал, что будет молиться за нас всех. На следующий день поверх схимы надели мы доспехи и шлемы кованые.

 

Александр стремительно приближался к нашим рядам. Вражья сила злорадствовала, заливаясь смехом, не в силах остановиться:

– А-аа! Струсил Рус! Убежал!

Вот он уже поравнялся с нашими рядами, встречая недоумённые взгляды тысяч русских воинов.

– Не победить мне, Княже! – вдруг сказал Александр.

В сердце больно кольнуло от слов таких, но поверить, что дрогнул брат мой, не мог.

– Вели снять с меня доспехи! – продолжал говорить Александр. – Копья моего не хватит, чтоб сразить богатыря чёрного. Не достанет острие до тела вражеского, коротко слишком. На смерть пойду я и заберу с собой врага своего.

Будто в тумане видел я, как воины принимают щит брата. Вот и доспехи снял, обнажая схиму, Преподобным данную с крестами красными. В одном лишь одеянии монашеском принял Александр бой.

Помню, как яростно скакал конь его навстречу врагу тёмному, как комья грязи вылетали из-под копыт, приближающих решающее мгновение. Вот сейчас, перед самым выпадом, воины встанут на стременах и подадутся вперёд для смертельного удара. Я помню десятки таких поединков за собой. Помню, как треугольный наконечник больно и громко бьёт по латам железным, словно молот тяжёлый кузнеца нашего Ильи. Скрежет металла и лязг копий о доспехи был знаком мне не понаслышке. И я точно знал, что услышу, как громко и мощно ударит копьё моего брата, которое никогда не промахивается.

В ещё юном возрасте он учил меня обращаться с мечом и копьём.

– Вот так! – говорил он, и делал выпад вперёд, направляя заточенное древко в тряпичный мешок. – Запомнил? Давай повторяй!

И я повторял, снова и снова пытаясь копировать его движение. То движение, которое спустя пятьдесят лет обрело огромную силу и точность.

Вот сейчас, стоя на стременах, он сделает то же самое, как сотни раз до этого, и враг будет повержен. Но прежде чем я услышал огромной мощи удар, металлическим звоном разлетевшийся по полю, до меня донёсся звук холодного железа, впивающегося в могучее тело брата моего.

Голодные вороны-стервятники кружили над полем. Крики чёрных птиц превратились в смесь отрывистых резких звуков, а солнце лениво выходило из-за горизонта, рождая день, морозный, но ясный.

Александр смог самостоятельно вернуться в наши ряды, оставив доселе невиданной силы воина вражьего, насквозь пронзённого копьём, лежать в сырой земле. Отломанный наконечник, словно кол, торчал из груди богатыря тёмного.

– Таврул! – стали кричать враги. – Таврул, поднимайся!

Они не могли осознать смерть своего легендарного воина. Таврул был мёртв и лежал головой к своим воинам, что являлось очень дурным знаком для них.

Ни бесы, ни дьяволы не помогли Таврулу подняться с земли и принести победу своему войску, нет. Напротив, все силы тёмные заберут теперь душу его. Сколько жизней мог унести этот чёрный воин, не срази его Александр копьём, остаток которого он крепко держал в руке? Слегка покачиваясь, он вдруг обмяк и опустил голову на гриву коня верного, продолжая что-то тихо говорить. Лишь потом мне сказали, что он читал молитву, обращаясь к Господу Богу, и просил за нас за всех, за здравие детей наших.

Помню, как матушка учила нас молитвам православным, приобщая к Богу, что помогало по жизни идти с верой и правдой в сердцах окрепших. Никогда брат мой Пересвет в мирской жизни и Александр во Христе не забывал напутствие матушки, которое вспоминал всегда, когда становилось трудно.

Копьё Тавлура, будучи длинней, быстрее настигло своей цели, на что и рассчитывал Александр. Когда древко прошло сквозь схиму и тело брата моего, тем самым дав возможность для атаки, он нанёс поистине несокрушимый удар, о котором впоследствии сложит легенды народ русский. Схима, которую дал нам Преподобный Отец, явилась единственной преградой на пути копья вражьего. Принял удар смертельный Александр, подставив грудь свою, дабы решить судьбу воина чёрного, отправив тело его огромное лететь вниз с коня прочь на землю сырую.

Брат мой Александр умер у меня на руках. С поля он вернулся в седле, как и подобает победителю. Он пытался что-то сказать мне, но жизненных сил уже не было. Облачённый в уже покрасневшую от крови схиму, он так и отошёл, не отпустив руки моей.

Живи по совести согласно заповедям Христовым.

 Принятые во Христе имена Александр и Андрей останутся за нами навсегда, и перед Богом предстанем мы не как Пересвет и Родион. Преподобный Сергий благословил нас на бой священный против врагов, чья власть в скором времени и закончится. Славный Князь наш Дмитрий победит в этой сече лютой, и не останется никого, кто смог бы сказать, что видел битву кровопролитнее, чем эта. Покроется земля кровью алой, и много лет пройдёт, прежде чем трава снова покажется на поле том диком Куликовом. Лишь вороны будут прилетать на место страшное в надежде снова поживиться остатками как вражьих, так и русских воинов.  И страшный богатырь тот вражий, множество имён носивший, Таврул и Челибей себя называвший, навеки пал в бою с иноком-воином русским. Пусть знают об этом потомки, ибо забыть подвиг воинов православных не вправе мы. Насмерть стоят братья наши за Русь Святую. И прославят в песнях их, и сложат легенды о бое том страшном, ибо несметное количество душ человеческих отправятся сегодня в обители Господни. Тысячи матерей и жён оплакивать долго падших родичей будут, но веру и правду за Землю Родную в сердцах схоронят.

Через мгновение враги бросились в атаку.