Как быть терпеливыми и не стать «терпилами»? Как правильно терпеть дальних и ближних, и что значит пастырское терпение в жизни каждого христианина? Эти насущные вопросы мы задали священнику Георгию Белькинду, — клирику Веневского викариатства Тульской епархии, президенту Образовательного фонда им. братьев Сергея и Евгения Трубецких.
—Отец Георгий, святые отцы советуют терпеть скорби разной величины, малые и не очень, чтобы этим очиститься от грехов. Преподобный Паисий Святогорец даже называет скорби «мылом». Значит ли это, что мы не должны пытаться решить возникшую проблему, улучшить ситуацию?
— Всё же… наша тема сегодня – терпение, а не скорби. Это важно. Потому что, если послушать наш язык, сперва говорится о самом терпении, а потом — что именно претерпевается. Никто не скажет, что скорби – благо в собственном смысле слова. Но претерпевание скорбей может жизнь обернуть ко благу. В этом смысле те, кто ошибается насчёт нашей веры, говорят: «А, это духовный мазохизм такой…», «а, достоевщина» — вот эти все расхожие словечки, которые извращают сам предмет. Не нужно давать к этому повода. Речь о терпении. О том, что мы терпим, следует рассуждать исходя из того, как мы понимаем само терпение. И я думаю, что мы говорим во время Великого поста на эту тему неслучайно, поскольку к ней подталкивает великопостная молитва Ефрема Сирина.
— Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему…
— Вглядываясь в слова молитвы, можно определённо сказать, что терпение – это четверть добродетельной жизни. И очень важно, в каком порядке преподобный отец расположил эти четыре добродетели. В этом есть смысл. И если хорошенько в это вглядеться, что-то откроется. Кстати, в пушкинском переложении все элементы сохранены:
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Александр Сергеевич, правда, меняет порядок перечисления. Поэтому всё же, как говорится, «обратимся к первоисточнику».
“терпение – это четверть добродетельной жизни”
Может быть, не бессмысленно именно на порядок слов обратить внимание: терпение на третьем месте у Ефрема Сирина. После него – дух любви, а перед ним – ещё две добродетели святой называет.
— Целомудрие и смиренномудрие.
— Да. И если так поглядеть, получается, что терпение – это предварение любви.
Или можно поэтично сказать – врата любви. А перед этими вратами – два хранителя: целомудрие и смиренномудрие. Это значит, что говорить о терпении можно только с этими двумя условиями. И если нет ни одного, ни другого, если нет целомудрия, нет смиренномудрия, то будет как раз то разнузданное и глупое понимание терпения, которым часто прегрешают.
Приведу пример. Один недавно известный псевдомиссионер, любивший устраивать разные скандальные акции, после очередного шумного своего выхода давал интервью, которое так и было озаглавлено: «Никогда христиане не были терпилами». Вот это словечко и выражает нецеломудренное, ложное понимание. «А, вы терпите? Ну, вы терпилы!», — но это значит, что смысл добродетельного терпения, которое открывает врата в любовь, совершенно не воспринимается.
-Тогда в чём различие между терпением и попустительством? Например, святой праведный Иоанн Кронштадский говорил, что нужно принимать даже «желающих пожить на чужой счёт» и вообще тех, кто доставляет неудобство, дискомфорт.
-Когда мы прикасаемся к наследию Святых Отцов, мы должны понимать, что это не поведенческие инструкции. В таком качестве их использовать нельзя. Это ничего, кроме неврозов, не даст. Иоанн Кроштадский говорил… Кому? Когда? В каких обстоятельствах это было сказано? Нельзя взять и просто механически перенести эти слова на свою жизнь. Иначе получится картина, которую хорошо описал митрополит Антоний Сурожский: когда человек начинает жить благочестивой жизнью, все вокруг должны стать святыми, чтобы его вытерпеть.
— Так он же про своё воцерковление рассказывал!
— Да, поэтому и применял эту шутку к себе. Но вот вопрос: как потерпеть наших ближних? Буду говорить из пережитого опыта жизни и служения, прочитанных книг. Я бы сказал так: терпение – это прежде всего и главным образом пастырская добродетель. Пастырское отношение к людям предполагает терпение. Потому что, как мой отец духовный говорил: «Люди растут медленно, как деревья». Если ты сопутствуешь человеку в его духовном росте, ты не можешь обойтись без терпения, потому что ты обязан быть с ним так, как он с собой существует: в своих сроках, в своих ошибках, в своих исканиях. Ты не можешь ему инструкции выдавать из Святых Отцов: «Давай то, давай сё… Исполняй нормативы духовного ГТО!» Ни к чему, кроме разрыва отношений, это не приведёт. Естественно, это очень близко к учительской, воспитательной, педагогической практике.
— Можно сказать, в этом пастырство и педагогика родственны?
Да, как настоящее учительство. Поскольку педагогика – «детовождение», или, иначе, сопровождение. Он в пути, а ты – сопровождаешь. Но ты не можешь вместо него этот путь пройти, не можешь взять его на руки и пробежать сам этот путь, а его поставить в нужную точку. Ты можешь только быть с ним, и ты будешь с ним – ровно столько, сколько у тебя хватит терпения на это всё.
Я не думаю, что Господь осудит пастыря, у которого закончилось терпение, и он чего-то не смог. Каждый из нас сколько-то может, а что-то не по силам… В каких-то обстоятельствах стоит сказать себе: «Не могу дотерпеть, дождаться, понять… Значит, я пастырь низкой или средней квалификации». Ну, что ж… какой есть! Но если вообще этого ресурса нет, если ты не можешь нисколько с человеком побыть — то какой же ты пастырь? Ты не можешь к человеку отнестись как к равной тебе перед Богом личности — со своей совестью, со своей свободой. Потому если его действия, его движения — это его жизнь, то он живёт в свободе! Каждый живёт свою жизнь в свободе. Если ты с этим соприкасаешься, ты не можешь действовать иначе, как через его совесть. Как только ты минуешь его совесть, ты перестаёшь быть пастырем, а становишься организатором, который требования какие-то задаёт.
— Администратором.
— Администратором духовного преуспеяния! Напротив, ипостасные отношения – лицо в лицо — не могут иметь другого условия, кроме как готовности принять человека и терпеливо ожидать его решения, его шагов, его понимания, его созревания. Его доверия. В меру его роста ты можешь как-то содействовать, но только с тем предварительным условием, что ты дождался момента, когда он уже сделался готов тебя услышать. Вне терпения это невозможно вообще!
— Похоже, это относится не только к пастырям?
— Именно. Кто-то может подумать: «А, терпение – это пастырская добродетель? Пусть они там в семинариях эти тренинги и устраивают!» Конечно, не так. По апостольскому слову: «Вы – царственное священство», «род избранный… люди, взятые в удел» (1 Пет. 2:9). А другое слово – «друг друга тяготы носите» (Гал. 6:2) — это и означает: будьте пастырями друг другу.
— А как это делать? Дайте, всё-таки, инструкцию! Как же терпеть?
— Инструкция, пожалуйста. Открываем прекрасную книгу архимандрита Киприана (Керна) «Православное пастырское служение» (1957). Вторая часть – про исповедь. И там замечательные указания о семи видах этого пастырского терпения. Архимандрит Киприан говорит о том, что исповедь есть главное действие пастырское, реализация таинства священства. Священник осуществляет себя в исповеди. И здесь индивидуально всё: вряд ли могут быть какие-то общие правила и советы. А я опять тут скажу: разве в момент душевного соприкосновения, близости с человеком мы не «исповедуем» друг друга? Разве человек человеку не говорит: «Мне надо кому-то рассказать, душу открыть, послушай меня!» Ну это же то же самое! Послушать, выслушать – это великий труд. Люди много что готовы сделать, только не выслушать другого, принять его – потому что это тяжело. Это очень тяжело! Легко быть друг другу дальними: ты никому ничем не обязан, тебе никто ничем не обязан. А близость, откровенность – это всегда связанность, это всегда взаимозависимость, ответственность. Ты готов принять на себя ответственность за другого человека? Выслушать его состояние, его переживания? Вытерпеть его состояние?
— Неожиданный ракурс! Разговор как исповедь.
— Вернемся к книге. Отец Киприан говорит о семи особенных случаях, о семи видах этого пастырского терпения, когда совершенно по-разному надо терпеть, воспринимая другого человека.
Вот эти категории. Первая – это простецы. Люди с буквальным и обострённым пониманием греха, и вот эта некнижность делает их одновременно и уязвимыми, и близкими ко спасению. И они точно так же и пастырское слово воспринимают. В противовес другой категории, которую он блистательно описывает. Вторая категория, интеллигенты – люди, переменчивые в своих воззрениях, постоянно увлекаемые разными настроениями и модами, постоянно рефлексирующие; люди бунтарские, противящиеся всякой иерархии и склонные к лжепониманию. Они принимают за абсолютные истины разные точки зрения, которые, при этом, часто меняются. Здесь потребен иной тип терпения, чем в первом случае. Следующие два типа автор так определяет: самодовольная совесть и мнительная совесть. Если первую пару можно социально стратифицировать, то данные два полюса могут встретиться где угодно.
— А, то есть интеллигент может иметь как мнительную, так и самодовольную совесть?
— Абсолютно. И по опыту скажу, это так и есть. Особенно тяжелый случай, когда вот этот интеллигентский тип – а в данном случае речь не об образовании, а о рациональном подходе ко всем вещам, привычке «умствовать», — когда это ещё и совмещается с мнительной совестью, то это чуть ли не безнадёжно. То есть человек настолько сам себя вовлекает в грех, который Иоанн Лествичник называет «тонкоразборчивостью», что его вытащить оттуда бывает сложно. Такой человек любому движению души начинает придавать духовное значение, а если он ещё и образован, но тут же найдёт цитаты из Святых Отцов – на любой случай. И остановить это невозможно.
Следующая пара, пятый и шестой тип, который он выделяет – на других основаниях, на возрастных, но дело не в возрасте, а в типе переживания жизни. Это дети и молодёжь. Дети, которые только входят в какое-то переживание жизни, очень неопытны и очень трудно найти понятное им слово, которое они могли бы воспринять. Трудно «вместиться» в их область переживаний. А с другой стороны, поскольку они преисполнены жизни, для них, на самом деле, не очень важно, что говорится – дети быстро перерастают это всё. Тут опасность в том, что пастырь переусердствовать может, чересчур требовать и давить, а это не нужно: многое и само «перерастётся» и будет изжито. В отличие от другого типа — молодёжи, когда человек ещё не достиг зрелости, но уже свою жизнь вполне живёт. В нём всё воздействует чрезвычайно глубоко, и если что происходит – это навсегда. Тут всё принимается в полной мере. И вот тут ответственность пастыря и его оснащённость терпением должна быть очень высока. Я говорю о пастырях в широком смысле, имея в виду близких, друзей, которые также молоды, и которые также могут человека, ровесника, своим нетерпением просто до погибели довести, а своим терпением – спасти. Поэтому самое опасное состояние – это молодой мнительный интеллигент. Это самые уязвимые люди.
Особый тип, где совершенно особое требуется терпение – больные и умирающие. Архимандрит Киприан – это редкий случай монаха как приходского священника. Он служил на приходе в Кламаре, во Франции, в храме Константина и Елены. Этот храм, построенный князем Григорием Трубецким, первый храм русских беженцев в эмиграции, в этом году отмечает столетие. Огромный, тридцатилетний опыт служения был описан отцом Киприаном в таких чрезвычайно точных наблюдениях. Если в них вдуматься, то какие-то абстрактные постановки вопроса покажутся бессмысленными. «Терпение в отношении к ближним…» К каким? Каковы они, каковы мы? Всё по-разному. Одним этим словом названы самые разные отношения, взаимодействия.
Возвращаюсь к молитве Ефрема Сирина. Вот, ты задумал реализовать терпение… Ради чего? Ты хочешь с этим человеком войти в область любви? Если да, тогда ты идёшь через врата терпения…
Храм святых Константина и Елены в Кламаре
Размышляя на данную тему, я вспоминал новозаветные высказывания. Одно из ключевых, звучащее, как заповедь — «В терпении вашем стяжите души ваши» (Лк. 21:19). Итак, терпение является неким средством. Терпение ради чего? Ради кого? Если речь идёт о ближних – это очень важно. Когда мы в личных отношениях с другими людьми, терпение является определяющим. И чем более близкие отношения, тем больше нужно терпения. Это то самое «пастырское», в широком смысле, терпение. Или по-другому оно называется «духовное терпение». Про исповедь так же и говорят: «На дух пойти», или «на дух принимает». Или ещё в нашей речи есть фраза: «Я на дух не переношу этого», что значит – «у меня на это нет терпения!» И не плохо, что его нет: многие вещи мы и не должны переносить, не должны терпеть.
Есть ещё так называемое душевное терпение. Кроме отношений к другим людям мы ещё поставлены в отношения к миру. Мы должны что-то делать, работать. «Огородик» свой возделывать. А у нас силы ограничены, мы не всесильны. И вот когда силы заканчиваются, возникает вопрос о терпении. Можем ли мы дотерпеть, чтобы что-то совершить, доделать? Если вдуматься, тут человек себя претерпевает, как деятель. Возникает немощь, а ты понуждаешь себя. Тебе что-то не дается легко, а ты всё-таки собираешь в кулак силы и упорство.
— Но не надорваться бы тут! Как быть, когда трудно, неприятно, не нравится, чтобы до срыва не дойти?
-Тут ещё меньше инструкций. Каждый себя терпит в этом смысле так, как он может. В зависимости от того, каков он. Да и речь не об этом. Про терпение себя было важно упомянуть, чтобы показать, что существует ещё и третий род терпения – самый трагичный, самый серьёзный. Это пытки, то есть прямое зло. К сожалению, приходится если не обсуждать это, то хотя бы обозначить. Мы здесь за рамки собственно церковного бытия выходим: по идее, в Церкви все ближние друг другу.
— Но мученики и новомученики есть!
— Да. Опыт новомучеников и заставляет об этом говорить. Святая царская семья… Когда они уже были в Екатеринбурге, в Доме Ипатьева, режим содержания был ужесточён. Глумящаяся охрана приносит еду и, перед тем как поставить тарелку на стол, плюёт в неё. Царственные узники молча смотрят и не едят. Терпят голод.
Императорская семья
Страдание… недобровольное, вынужденное, которое они принимали, как добровольное: не бунтовали. Об этом трудно говорить не только потому, что это вещи ужасные. А потому, что тот, кто не переживал этого – как он может об этом говорить? Я ничего подобного не переживал в жизни, а только читал. И если я прочёт книгу святителя Луки Войно-Ясенецкого «Я полюбил страдание», то я могу что-то понять про его отношение. Но сам-то я не пережил этого. Однако читать, узнавать про это — важно.
Шаламов свидетельствовал, что самой страшной пыткой был не голод, а холод. Пытка беспрерывным холодом. Я считаю очень важным про это говорить: не потому что я член правления тульского «Мемориала». Наоборот, я член правления тульского «Мемориала», потому что считаю очень важным об этом говорить. Потому что всякое невинное, добровольно претерпеваемое страдание, всякая пытка указывает на Христа. Его пытали…
Страдания – это претерпевание зла. И зло – это плохо. Но величайшая христианская добродетель – это сострадание. Как Достоевский говорил о Сонечке Мармеладовой: «Она имела ненасытимое сострадание». Непостижимая формула! Стоит вдуматься и понять, до какой меры евангельская проповедь может в душу народную войти и породить такие типы жизни… Ибо не из чего иного, как из сострадания, Сын Божий сошёл с небес и взошёл на Крест. В этом наша вера, об этом – наша догматика. И это верно до такой степени, что, если человек не имеет сострадания, можем ли мы его назвать человеком?
«Не из чего иного, как из сострадания, Сын Божий сошёл с небес и взошёл на Крест»
В мрачные безбожные времена, когда ни евангельская проповедь, ни даже полуприкрытая проповедь христианской нравственности не были возможны, появились удивительные по силе произведения. К нашей теме вспоминается сказка Виталия Бианки «Как муравьишка домой спешил». На листке он улетел, и вот – солнце садится, скоро в муравейник входы закроют, и он всех просит ему помочь. И все ему помогают. Помню прекрасное чтение в радиоспектакле Николая Литвинова. Помню, как он произнёс там одну замечательную фразу – и в богоборческий СССР через сказку про животных ворвалось евангельское требование. Когда муравьишка кричит гусенице: «Все меня жалели, все меня жалели, ты первая меня не пожалела!»
Отсутствие сострадания, отсутствие милосердия, отсутствие жалости, отсутствие терпения разрушает мироздание.
— Отец Георгий, Вы обрисовали три рода терпения: терпение ближних, терпение себя и терпение зла. Поговорим теперь о такой теме, как терпение в браке. Святитель Игнатий Брянчанинов писал, что разводиться можно по вине супруга, совершившего «беззаконное прелюбодеяние». Это отличается от того, что высказывал по этому поводу святитель Василий Великий. Он утверждал, что жена ни при каких условиях не может развестись с мужем. Должа терпеть даже побои. И святитель Иоанн Златоуст считал так же. Почему позиция по этому вопросу менялась у святых разных веков. Что бы Вы посоветовали современным людям: когда нужно терпеть, а когда уже нет?
— Я только могу повторить, что восприятие цитат патристических как непосредственно мне адресованных инструкций в принципе неправильно. Это какая-то опасная смесь полуобразованности с самомнением.
— Смешно и грустно.
— Именно. Рискну предположить, что тут надо смотреть лингвистический контекст и то, как сделан перевод. Есть случаи, когда перевод изменяет смысл. Например, в молитве «Царю небесный» есть фраза «сокровище благих». Переведено так, что на современном языке получается, что Дух является сокровищем тех, кто благ. А более точный перевод с греческого – «сокровищница благ». То есть Дух является сокровищницей, Он содержит в Себе и даёт блага. Он не перстенёк, который у меня в шкатулочке лежит: хочу – достану, надену. Нет. Он Сам содержит блага и дарует их.
Кроме нюансов перевода, есть ещё избитая тема ближневосточных культурно-бытовых реалий. Вряд ли кто-то, ссылаясь на какие угодно авторитеты, может опровергнуть такое простое суждение, что муж, изменивший своей жене, перестаёт быть мужем. Он теряет это достоинство. И она, не желая стать соучастницей греха прелюбодеяния, не может его принимать в качестве мужа. Дальше уже вопрос её веры и право личной свободы. Разные люди поступают по-разному. Есть те, кто силой своего терпения сподвигает его к покаянию, а прощением – возвращают достоинство. Есть те, кто так не поступает, и я не думаю, что их можно осуждать за это и предписывать им на основании цитат какие-то обязательства.
Вопрос о побоях – это вопрос о третьем роде терпения. Так же, как пытки. Почему кто-то их готов принять? С какой целью? В какой мере? Это вопросы к тому, кто претерпевает. Я этого не испытывал, и в моём кругу общения ничего подобного никогда не было. Единственное, я могу сказать, что эта старая фраза, приписываемая народной культуре – «бьёт, значит, любит», — она ложна. Любовь выражается в другом.
— Это уж совершенно точно!
— Когда мы касаемся таких глубоких вещей, становятся невозможны общие модальные вопросы, нормирование. «Сколько нужно терпеть?..» Кому? Это человек решает. Вкладывает ли человек в терпение тот целомудренный и смиренномудренный смысл, который велипостная молитва нам даёт? Или какой-то другой он смысл вкладывает?
Есть известное у Шмемана высказывание, что христианское терпение – это не состояние бессловесного скота. Мы ждём Дня Господня. Терпение – это преддверие, врата любви. И с этой точки зрения словосочетание «терпеть Господа» тоже начинает пониматься правильно. «Терпя, потерпех Господа» (Пс.39:2). Так же, как и «страх Господень». Здесь нередки ошибки понимания. Страх Господень – это не боязнь какого-то инфернального, нездешнего ужаса, а совершенно другое. Это страх потерять богообщение. Потерять близость. Не потому что ты нарушил правила – ты не удержался на той высоте, которую Господь тебе даёт, на которой ваша встреча произошла.
Такой образ иногда приводится: тебя пригласили в приличное общество, а ты какую-то глупость сморозил. Людей поставил в неловкое положение, и сам не рад. Напротив, когда тебя приглашают, ты долго собираешься, как-то старательно держишься там, чтобы не допустить бестактности, неловкости, глупости.
У Евгения Николаевича Трубецкого есть интересное рассуждение в «Трёх очерках о русской иконе». Есть парадокс: в иконе обратная перспектива как бы влечёт тебя во внутрь, но везде есть этот жест – преграждающие персты святых. Жест благословения, но он как бы останавливает. И Трубецкой вспоминает шопенгауэрское высказывание: «К святым надо относиться, как к высочайшим особам». Тебя вводят в святыню, но ты-то не свят! Можешь это осквернить. Чистоту замарать. Если ты ценишь эту чистоту, ты ж боишься её замарать! Чистоту духа нечистым помыслом осквернить – боишься. Вот страх Господень! Точно также и терпение Господне. Это не то что Бог тебя наказывает, запрягает и мучает. Сорок дней не даёт есть нормально, что ты хочешь… Смешно и глупо!
В Боге — один свет, одна жизнь, одно счастье! И жизнь жительствует, и свет светит! Там, где Царство и Рай, там уже не нужно терпение. Там уже нет вот этой неблизости ближних, которую ты терпишь. Там нет немощи своей, которую претерпеваешь. Там не пытают. И это так хорошо, когда нет пыток, нет немощи, нет отчуждения. Когда можно просто жить…
Но до этого надо дотерпеть!
(6 оценок, среднее: 5,83 из 7)
Загрузка...Автор публикации
