Существуют вещи, известные каждому ребенку. Волга впадает в Каспийское море. «Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное. Воробей — птица. Россия — наше Отечество. Смерть неизбежна»[1]. Литургия — это «общее дело». Беда этих самоочевидных, казалось бы, утверждений — в том, что порой они, несмотря на свою распространенность, все-таки являются неверными. И если сомневаться в том, что «воробей — птица», было бы нелепо, то последнее, касающееся Литургии, утверждение в приведенном выше ряду действительно заслуживает внимательного рассмотрения.
О том, что «“Литургия” в переводе означает “общее дело”» пишут и проректоры духовных академий[2], и популярные проповедники[3], и ученые[4]… Кажется, легче было бы сказать, кто об этом не пишет. Это понимание породило целый жанр в нашей церковной публицистике последних десятилетий: сетования на то, что «общее дело» не делается сообща. На страницах десятков печатных и сетевых изданий лучшие умы Русской Церкви с болью пишут о том, как мирянам не дают (или сами миряне не желают) участвовать в «общем деле» — а ведь без них «общее дело» не будет общим и не сделается[5].
Нельзя отрицать, что публицистами, разрабатывающими тему «общего дела» движут самые благородные намерения: они стремятся утвердить в христианах дух братской любви и преодолеть потребительское отношение к вере. Однако внутренняя логика их рассуждений порой сближается с самой настоящей мистикой коллектива. Понимание Божественной Литургии, как «Божественного общего дела» не может не вызывать ассоциаций с «богостроительством»: встреча с Богом заменяется духовным переживанием «братства»; община как бы «вызывает» Бога силой своей общности. Круг верных в таком случае будет собран вокруг самого себя, а не вокруг Христа, а Сам Он окажется «посреди нас» только потому, что мы вместе и сообща пребываем в любви. Молитва при таком понимании неизбежно несколько трансформируется — из общения с Богом она становится средством самовыражения общины (автору этих строк приходилось видеть такое, в частности, на собраниях некоторых библейских кружков, но с литургической молитвой, несомненно, может произойти то же самое).
Путь к преодолению этой подмены, как и большинства иных ложных учений, начинается с внимательного чтения текстов и изучения источников. Эллинистический иудаизм, в среде которого сформировался тот язык, который позже воспримет для выражения своего учения Христианская Церковь, позаимствовал слово λειτουργία из классического греческого языка, где этим термином называлось… Нет, не общее дело, а «общественная работа» или, точнее сказать «работа для народа» (от λαός — народ и ἔργον — дело, работа). Именно так определяет значение слова крупнейший словарь древнегреческого языка Лидделла и Скотта [6]. Литургией в античных полисах называлась организация общественных мероприятий или подготовка войск во время войны, расходы на которую брал на себя «литург» — обеспеченный гражданин, который был готов отдать свои средства на благо общества. Издержки эти могли быть крайне велики; в одной из речей греческого оратора Лисия мы можем найти следующее описание: «Мой отец в течение всей своей жизни больше истратил денег на государство, чем на себя и на своих близких, и притом вдвое больше того, что теперь есть у нас, как он не раз подсчитывал при мне»[7].
Как известно, для обозначения Церкви — богоустановленного сообщества верных, соединенных общей верой, Таинствами и иерархией — в греческом языке используется слово ἐκκλησία, обозначавшее в классической Античности народное собрание (в которое входили граждане того или иного полиса). По просьбе и на благо экклесии совершал свое служение античный литург. И наша Литургия — Литургия Божественная — представляет собой не коллективный мистический акт, а дело Божье, совершаемое Богом для пользы граждан Небесного Полиса — христиан. Интересно, что самым почтенным видом литургии в Античности была должность хорега (χορηγός) — так назывался человек, который оплачивал подготовку хора для театральных представлений и общественных праздников [8]. И именно χορηγός (в славянском переводе — «податель») мы называем Духа Святого в греческом оригинале молитвы «Царю Небесный», поскольку Дух Святой, как истинный Литург, Своим богатством совершает все празднества христиан.
Замечательно говорит об этом свт. Геннадий Схоларий, патр. Константинопольский: «Я приготовил на этом святом Престоле благословенные хлеб и вино, ибо Ты и Твоя благость назначили меня на это — и не более. Лишь Ты один можешь вышеествественным образом пресуществить (μετουσιοῦν) их и претворить (μεταποιεῖν) в Свои Всесвятые Тело и Кровь; ради этого Пресуществления я и совершил все эти приготовления, ибо Ты повелел нам делать то, что зависит от нас, и безо всяких сомнений ожидать предивного Дара, обетованного Тобой» [9].
Итак, Божественная Литургия — это не общее (богостроительное) дело, а дело щедрости Бога, разделяющего Свои сокровища для блага христиан. Литургию совершает не собрание, а Литург; не община, а Господь. Понимание этого должно напоминать нам, что каждое Таинство — это не плод нашего коллективного мистического усилия, а встреча с бесконечной милостью Господней. Вокруг Его дающей руки собираемся и мы, и круг возможен только там, где Он стоит в его центре.
______________________________________
[1] Смирновский П. В. Учебник русской грамматики. СПб., 1915. Ч. 1: Этимология. С. 78
[2] https://foma.ru/liturgiya-obshhee-delo-ili-chastnyij-biznes.html
[3] https://pravoslavie.ru/42551.html
[4] https://bogoslov.ru/article/4875122
[5] «Литургия, если она не совершается “единым сердцем и едиными устами”, перестаёт быть литургией, “общим делом”. Почему? Да просто потому, что в таком случае она не объединяет верных в единую евхаристическую общину, а разделяет их» (https://www.mgarsky-monastery.org/kolokol/1803).
[6] Liddell H. G., Scott H. S. J., Jones H. S. A Greek-English Lexicon. Oxf., 1996. P. 1036-1037
[7] Лисий. Речь XIX, в защиту имущества Аристофана, произнесенная в процессе с государственным казначейством, 9 // Речи. М., 1994. С. 200
[8] Liddell H. G., Scott H. S. J., Jones H. S. A Greek-English Lexicon. Oxf., 1996. P. 1999
[9] Gennadius Scholarius. De sanctis ingressis et contra azymos, 4 // OCGS. Vol. 3. P. 201-202